Наконец Венандакатре удалось преодолеть паралич. Он открыл рот, чтобы заорать.

Но крик никогда не прозвучал. Его подавила не столько могучая левая рука, опустившаяся гоптрию на горло, сколько шок от железных когтей правой, схватившей его между ног и оскопившей.

Агония переросла все пределы. Оцепенение стало полным и всеохватывающим. На самом деле, Венандакатра совсем не мог думать. Просто слушал и наблюдал за чудовищем, которое уничтожило его.

Это ведь так странно, что пантера может говорить.

— Я обучал ее мастерству наемного убийцы, тому, как убивать всяческую мерзость. Оставить жертву парализованной, но в сознании, чтобы отчаяние разума увеличивало агонию тела.

Снова мелькнула рукавица с железными когтями.

Когда разум Венандакатры вернулся, прорвавшись сквозь боль, как прилив над рифом, он увидел, что все еще стоит. Но только потому, что левая рука убийцы все еще держит его за горло. Иначе Венандакатра бы уже рухнул.

Рухнул и никогда бы больше не ходил. И не ел бы сам. Его колени и локти… больше не находились там, где им положено.

— Думаю, достаточно. Чем больше я старею, тем становлюсь более философичным.

Чудовище, все еще пользуясь только одной рукой, подняло тело Венандакатры, как человек поднимает мешок с навозом, и поволокло в угол, где до этого таилось в засаде. По пути отдаленная часть разума Венандакатры удивилась, увидев седые волосы в бороде чудовища. Он никогда не представлял себе пантеру с бородой. С седой — тем более.

В углу у окна чудовище отвело в сторону тяжелую штору. Скорее, сорвало ее железными когтями. В комнату внезапно ворвался свет.

Когда Венандакатра увидел ясно вырисовавшийся трон, то внезапно понял, как чудовище убивало время, пока сидело в засаде. Трон был переделан. Правильнее сказать усовершенствован. Отдаленная часть разума Венандакатры даже оценила остроумие дизайна и качество работы.

Остальная часть кричала в отчаянии, и его покалеченное тело попыталось подчиниться. Но левая рука чудовища немного изменила хватку, и снова сверкнули железные когти, и крик умер вместе с разорванной глоткой, которая хотела его издать.

— Ты можешь умереть от потери крови из этой раны, но я в этом сомневаюсь. Она определенно не убьет тебя раньше другой.

Когти снова блеснули, и снова, и снова.

— Не то чтобы это имело значение. Во дворце не осталось стражников, которые могли бы тебя услышать, Похоже, великий ветер полностью очистил его.

Теперь Венандакатра стоял обнаженный, дорогие одежды были разорваны и разбросаны по комнате. Железные когти прошлись по его ребрам, левая рука развернула гоптрия. Теперь он смотрел в противоположную от трона сторону. Из его горла и тела текла кровь.

«Отчаяние разума, чтобы усилить агонию тела». Это была последняя, полностью сознательная мысль, если не считать последних слов его палача.

— Я думал, ты оценишь это, Подлый. Ты всегда предпочитал короткую палку.

Осень 533 года н.э.

Аббу склонился над картой. Его лицо выражало одновременно дурное предчувствие и гнев. Свет ламп, висевших в командном шатре Велисария, подчеркивал морщины на ястребином лице старика. Высвечивались брови и нос, из-за густой бороды рот и щеки оставались в тени, а глаза напоминали темные провалы. Для всего мира он выглядел колдуном, собирающимся вызвать демона. Или, возможно, собирающимся поужинать с дьяволом — и сожалеющим, что у него нет более длинной ложки.

Велисарий быстро обвел взглядом стол. Судя по напряженным лицам собравшихся, он подумал, что Маврикий, Ситтас и Григорий, вероятно, ведут то же сражение, что и он — пытаются сдержать смех, наблюдая, с какой неохотой старший разведчик имеет дело с «проклятым новомодным изобретением».