— То есть он не похож на советского хозяйственного руководителя, который работает с криками, с матерком: навались, ребята!? — спросил я.

— Нет, это не его стиль. Ни крика, ни мата от него не услышишь. Всё-таки он ученый. Во-первых, он видит развитие ситуации в перспективе. Во-вторых, он же знает, что и как делалось в прежние времена и к чему всё это приводило. Поэтому он ищет иную методологию и иные механизмы для того, чтобы выйти из кризиса.

— Следов растерянности не видно?

— Нет, нет. Озабоченность большая, восемнадцатичасовой рабочий день. Но такого, чтобы руки опускались, — этого нет. Просто очень много трудной работы, много такого, что не вызывает улыбок, а наоборот. Но он оставался оптимистом.

— Он продолжал улыбаться, встречаясь с людьми?

— Да, безусловно.

По свидетельству предшественников Примакова, нужен минимум месяц только для того, чтобы представить себе, что происходит в экономике страны. А от Примакова стали требовать программы действий уже через неделю. Через неделю плана не было. И через две недели, и даже через три…

Евгения Максимовича упрекали в том, что работа над программой заняла неприлично большое время, что правительство никак не может ответить на вопрос: где взять деньги, если Запад нам ничего не одолжит? Говорили, что Примаков свои обещания не выполняет, что это не работа, а бег на месте, а сам он медлителен, нерешителен и вообще какой-то сонный.

Ему советовали сразу в сентябре напечатать побольше денег, расплатиться со всеми, а уж потом с 1 января 1999 года остановиться и договариваться с Международным валютным фондом о новых займах. А он, дескать, промедлил — Кутузов! — и упустил шанс… Правда, такие советчики, видимо, не вполне представляют себе, что произошло бы со страной, если бы он напечатал столько денег, сколько просили.

Потом Примакова стали обвинять в том, что он сознательно откладывает экономические дела в долгий ящик. В этом увидели хитрый расчет, нежелание раньше времени раскрывать карты… Пока он не представил программы, им все довольны. Вот он, дескать, и лавирует, не спешит с программами, формулами, лозунгами, чтобы не спровоцировать атаку на правительство. Как только он сделает выбор, то попадет под огонь критики… Даже родилась красивая формула: Примаков добился политической стабильности за счет экономической.

Но главная причина кажущейся медлительности — отнюдь не дальний расчет Примакова. Ему действительно нужно было время: понять ситуацию в экономике и решить, что можно сделать.

Что такое быть премьер-министром?

Человек приходит в огромный кабинет на пятом этаже Белого дома и садится за стол. Он знает, какие решения необходимо принять сегодня, а какие завтра. Предполагает, что именно может свалиться ему на голову в любую минуту, и должен заранее подумать, что с этим делать. И одновременно он понимает, что невозможно спланировать свой день так, чтобы хотя бы полчаса спокойно подумать. Потому что в стране постоянно что-то происходит. Есть люди, начиная с президента, на телефонный звонок которых необходимо ответить. И есть люди, которых придется принять в любой день и час.

Для премьера самый огромный дефицит, больше бюджетного, — это дефицит времени.

Главу правительства, как любого человека, могут охватывать отчаяние, дикая усталость, безудержное раздражение, желание послать всё к чертовой матери. Но при этом премьер-министр понимает, что он наделен счастливым правом действовать. Ругать происходящее могут все, но только он способен что-то изменить.

Это тяжкая должность. Премьер-министр знает, что он должен сократить расходы. Но, взявшись за ручку, чтобы поставить свою подпись, он понимает, что, когда этот документ станет законом, жизнь многих людей сделается еще тяжелее. Эти конкретные люди совершенно не виноваты в том, что бюджетные расходы приходится сокращать.