Мария неожиданно поняла, что Люк достаточно преуспел в своих душевных приготовлениях: его глаза пылали чистой, резкой и холодной ненавистью, которая была подобна отточенному клинку.

Черный Медведь поначалу воспринял вызов как шутку, хотя по достоинству оценил своего противника. Вооруженный ножом и томагавком, он некоторое время держался на расстоянии, описывая перед Люком замысловатые круги.

Люк был на несколько дюймов выше Черного Медведя и на несколько фунтов тяжелее, к тому же, значительно моложе. Но в глазах Марии это преимущество выглядело незначительным: Черный Медведь родился воином, в то время как Люк по натуре – земледелец, совершенно не обученный искусству убивать врагов.

Это стало совершенно очевидно, когда Люк неумело, почти неуклюже нанес первый удар. Ухмылка Черного Медведя стала еще шире, когда он понял, насколько неопытен его противник.

Для Марии было истиной пыткой наблюдать за боем и слушать одобрительные крики толпы зевак. Черный Медведь играл со своей жертвой, как рысь с кроликом: словно танцуя, он продвигался вперед, чтобы нанести быстрый удар ножом, потом так же легко отскакивал назад, ловко уворачиваясь от неуклюжих выпадов Люка. Его восторг при виде крови на руках и плечах юноши казался Марии просто отвратительным.

Разумеется, Черный Медведь мог бы прикончить Люка одним точным ударом ножа, но он не был милосердным убийцей: ему хотелось заставить сына Эдера страдать.

Люк мужественно отражал все атаки, словно не чувствуя боли от ран, покрывших его плечи и руки.

Наконец Мария поняла, что же происходило на самом деле: Люк выжидал, пока Черный Медведь выбьется из сил. Воин был уже далеко не молод, и все эти танцы и воинственные пируэты явно утомляли его. Он дышал с трудом, а когда резко поворачивал голову, со лба капал пот.

Но Мария не позволяла себе надеяться, что это даст Люку какое-то преимущество. Черный Медведь слыл опытным и искусным убийцей. Даже когда Люку удалось мощным ударом опрокинуть противника, триумф длился лишь несколько секунд.

Однако незначительный успех врага привел Черного Медведя в ярость; жестокая игривость индейца превратилась в холодный гнев. Выбрав удобный момент, он так глубоко всадил нож в плечо юноши, что кровь из огромной раны залила всю грудь Люка.

Глаза Люка сразу потускнели, и Мария почувствовала, что силы покидают его. Неожиданно, перекрывая шум толпы, раздался громкий высокий крик. Мария оглянулась и увидела Ребекку, стоявшую между женщинами, которые привели ее сюда.

Казалось, глубоко запрятанный дух вырвался наружу, и в глазах женщины сверкали холодные искры ужаса. Не отрывая взгляда от страшной раны на плече брата, Ребекка протягивала к нему молитвенно сложенные руки и кричала:

– Люк! Люк!

Увидев искру сознания в глазах сестры, услышав в ее устах свое имя, Люк с новой силой набросился на Черного Медведя, охваченный ужасным гневом. Движения его стали такими стремительными, что враг не успевал отвечать на них. После того, как томагавки упали на землю, мужчины сошлись в смертельной рукопашной схватке, подняв ножи и потрясая ими над головами.

Глаза противников излучали ненависть, лица были нахмурены. Неожиданно, словно сговорившись, враги расцепили объятия и, отбросив ножи, снова слились в неразрывный комок из тел и ругательств.

Черный Медведь дрался с кошачьей хитростью, но, благодаря своей силе, Люку удавалось отражать его удары и укусы. Наконец Люк уложил индейца на спину и сел на него верхом, так придавив коленями кисти рук, что тот не мог пошевелиться.

Широко раскрытые глаза воина говорили, что он осознает свое поражение. Несколько индейцев бросились ему на помощь, но резкий окрик вождя остановил их:

– Назад! Это бой Черного Медведя!

Злобно бормоча что-то под нос, воины вернулись на место.

Охваченный гневом, Люк принялся яростно наносить удары по лицу врага.