Только чтобы сделать копию, он должен иметь под рукой оригинал и работать с него, а не с иллюстрации. Только имея перед глазами подлинник, можно повторить манеру, штрих и нанести точные оттенки. Это очень трудоемкая работа… Правда, хороший копиист может осилить картину такого размера за неделю. Тут даже дело не в размерах, а как быстро он схватит «руку» Федотова.
— Понимаете, у нас есть слайды краев картины, и они совпадают.
— Не сомневаюсь. Это еще раз говорит о том, что копию делали с оригинала. И работал очень талантливый мастер.
— Вы знаете кто?
— У-у, я их очень много знаю, даже сам в молодости увлекался копиизмом, пробовал чужие манеры. Есть копиисты, официально работающие на музеи. Кстати сказать, все они находятся на учете, как и фальшивомонетчики. Но есть и неизвестные. Их меньше.
— Кто бы, по-вашему, мог сделать такую картину за неделю и на таком высоком уровне.
— Я бы ответил, не задумываясь: Леонид Ефимович Медведев. В свое время его не признали как художника и сделали огромную глупость. Он, как говорится, сменил ориентацию и стал мстить чиновникам от Академии художеств. Но это не его копия. А других мастеров такого уровня, я не знаю. Ищите, господа. Трудная это задачка, вам не позавидуешь.
— А почему вы так уверены, что копию делал не Медведев?
— Все очень просто. Медведев сидит в колонии четвертый год, и ему еще столько же сидеть. И там лес валят, а не копируют живопись классиков да еще с подлинников. Представляю себе, как оригинал Федотова появляется в лагерном бараке…
— За что же он получил восемь лет?
— За наглость. Делал копию Перова прямо в музее. Ему никто не запрещал. Но когда он решил с помощью дружков подменить оригинал на свою копию, тут же завалился. Поторопился. Видно, кому-то не терпелось заполучить Перова, а он пошел на поводу у заказчика. Очевидно, большие деньги предлагали. Теперь лежит на нарах, а навыки и талант уплывают… Такая работа, как и труд пианиста или балерины, требует ежедневной муштры… Ежедневной, многочасовой…
— Значит, обиженный чиновниками, Медведев встал на темную дорожку. Так?
— Совершенно верно. Мне приходилось видеть его Репина и Серова. Сказочные работы! Не знаю, для кого он их делал, но уверяю вас, что к музейным Серовым и Репиным нужно теперь относиться повнимательнее. А ваш Федотов хорош… Шедевр! Даже если объявить во всеуслышанье, что это копия, то за нее все равно ценители выложат большие деньги.
— Спасибо, Тарас Наумович за консультацию. Похоже, вы правы: нам еще не раз придется вас побеспокоить.
— Только не забудьте оформить меня в вашей конторе консультантом и перечислять мне гонорары на книжку. Такие консультации недешево стоят. А тарифы вы можете узнать в отделе кадров Русского музея и звоните им, сидя на стуле, чтобы не упасть в обморок.
Трифонов кашлянул.
— Думаю, мы решим этот вопрос положительно.
— Конечно. Чай не последнее дело ведете. А таких старых хрычей, как я, очень мало осталось среди ныне живущих. Удачи, господа.— Он закрыл глаза и тут же задремал.
* * *
Артем сидел у камина и смотрел на тлеющие угли, когда пришел почтальон и принес газеты. Если раньше он никогда их не читал, то теперь просматривал все от начала до конца.
Приняв почту, Артем сказал:
— От ворот усадьбы до дома десять минут хода. Там, на аллее, висит почтовый ящик. Его можно назвать произведением искусства конца девятнадцатого века. Вы мне сказали, что он сломан и поэтому вам приходится носить почту в дом. Я отреставрировал ящик. Он теперь выглядит лучше, чем в те старые времена, поставил хороший замок и дал вам ключ, а вы продолжаете носить почту в дом. |