3

В воскресенье 18 марта 1582 года у герцога был день рождения, в честь чего планировались пышные дорогостоящие празднества с конными состязаниями, которые должны были завершиться в доме Анжу вечерним застольем с восемнадцатью переменами мясных блюд. Этому событию предстояло открыть весенний сезон. За два или три дня до этого португальский купец по имени Аньястро запросил пропуск для поездки по делам в валлонские провинции. Подписание подобных пропусков входило в число рутинных обязанностей Вильгельма. В таком улье, как Антверпен, невозможно было проверить каждого иностранного купца или отследить на дорогах каждого путешественника. Аньястро во весь опор поскакал к Парме в Турне. Там, получив аудиенцию, он радостно сообщил, что поселил у себя на складе клерка по имени Жоан Жауреги, которого снабдил пистолем, патронами, новым платьем и исчерпывающими указаниями, как застрелить принца Оранского, когда тот явится на обед в воскресенье 18 марта. Громко восхваляя собственную смелость, он напомнил Парме о двадцати пяти тысячах экю, обещанных за убийство принца Оранского. Парма с отвращением ответил, что убийство еще не произошло и, по его мнению, смелость намерен проявить Жоан Жауреги. Тем не менее Аньястро остался ждать дальнейших событий в его лагере.

В воскресенье 18 марта принц Оранский направился к дому Анжу, чтобы поздравить его с днем рождения, а затем вернулся к себе домой обедать. Жауреги исповедался на рассвете и получил последнее причастие. Потом этот молчаливый, послушный, апатичный двадцатилетний юноша, облачившись в новое французское платье и тяжелый плащ, пошел к дому принца. Если бы ему не сказали, что убить принца Оранского означает сделать доброе дело, ему самому это никогда не пришло бы в голову. Но Аньястро все ему объяснил, и он знал, что его долг – слушаться хозяина. Воспринял ли он какие-то более тонкие фантазии Аньястро? Понял ли, насколько невероятен рассказ о том, что с ним не случится ничего плохого и, хотя его арестуют, его жизнь обменяют на жизнь сына Вильгельма, который оставался в Испании в качестве заложника? Судя по всему, Аньястро чрезвычайно успешно использовал свое богатое воображение и силу убеждения, потому что Жауреги хотя соображал медленно, но всегда делал то, что ему говорили. Собираясь убить принца Оранского, он испытывал не больше эмоций, чем если бы собирался выписать ему счет. Однако пистолет был непривычным инструментом для его привыкших к чернильной работе пальцев, и он, просто для пущей уверенности, заложил в него гораздо больше пороха, чем ему сказали, и затем осторожно затолкал туда пулю. Не дрогнув и не задаваясь вопросами, маленький клерк проделал свой путь к тому месту, где в этот вечер ему суждено было обрести незаслуженное бессмертие.

Вильгельм обедал в кругу нескольких гостей и своих придворных. Разговор, по-видимому, шел о гобеленах, поскольку, когда они вышли из столовой, он повел своих гостей через просторную переднюю, где толпились праздношатающиеся бездельники, чтобы показать им несколько недавно изготовленных шпалер. За отцом следовал юный граф Мориц, рядом с ним шел его сводный брат Юстин и чуть дальше – Сент-Альдегонд. Сзади их прикрывала вооруженная алебардами и мечами стража Вильгельма. Но он, следуя своему обычаю, не был защищен со всех сторон, предпочитая, чтобы к нему могли свободно подойти друзья или те, кто хотел передать прошение. Поэтому Жоан Жауреги без помех протолкался сквозь толпу, пока не оказался рядом со своей жертвой, старательно навел на нее незнакомое оружие и аккуратно спустил курок.

Как потом говорил Вильгельм, он сначала подумал, что рухнула крыша. Сильный запах опаленных волос и неожиданное осознание, что у него горит воротник, показались ему чем-то странным и неуместным. Он все еще пытался сбить пламя, когда соленый вкус крови, наполнившей рот, заставил его сознание связать все воедино, и Вильгельм понял, что в него стреляли.

Жауреги изумленно таращил глаза на свои скользкие от крови пальцы.