Вильгельма мало интересовали политические теории и религиозные догмы. Он действовал так, как подсказывали ход событий, свойства отдельных людей или срочные нужды народа. Он инстинктивно чувствовал ситуацию такой, какая она есть, имел невероятно гибкий ум, и, что было главным, обладал воображением, позволявшим понимать людей, их практические нужды и их неразумные видения. Его поступки направлял его собственный характер, а не навязанная извне теория. Например, Европа могла бы стать более упорядоченной и целостной, если бы все подданные Филиппа строго выполняли державную волю своего короля или если бы все еретические секты были истреблены; но Вильгельм видел лишь ближайшее – мучения тех, кто пострадал бы при этом. Для Филиппа законы и теории были хороши или плохи сами по себе; для Вильгельма – только в зависимости от их последствий. Филипп верил в единообразие и правила, Вильгельм предпочитал разнообразие и свободу для человека действовать по личному усмотрению. Например, законы против еретиков нестрого применялись в Нидерландах, где многие сочувствовали сектам. Филипп дал своим министрам указание ввести эти законы в действие, но Вильгельм посчитал это неразумным и в подвластных ему округах действовал так, как ему казалось лучше. Иногда он даже заранее предупреждал обвиняемых, чтобы избежать неприятной обязанности арестовать их. Такие поступки подрывали основу авторитарного государства, но Вильгельм меньше думал о государстве, чем о людях, из которых оно состояло.

2

В 1559 году политическая сторона стратегии Вильгельма вызывала больше беспокойства, чем религиозная.

Нидерландцы когда-то увидели, как их страна стала частью владений семейства Габсбургов, когда их герцог Карл унаследовал трон Кастилии и Арагона, а также герцогства Австрию, Штирию и Каринтию, графство Тироль и другие земли. Хотя Карл, герцог Бургундский, получил множество незначительных титулов и для всей остальной Европы стал императором Карлом Пятым, для нидерландцев он всегда оставался в первую очередь их герцогом. Даже когда он в конце концов навсегда уплыл в Испанию и его сменил наследник – сын Филипп, даже когда Филипп тоже стал готовиться к отъезду в Испанию, нидерландцы не до конца поняли, что не они присоединили к себе испанскую монархию, а, наоборот, испанская монархия присоединила к себе их. Уже несколько лет они подозревали это, их подозрения становились все сильнее, они ворчали по поводу испанских войск и войн ради интересов Испании; но только летом 1559 года, когда Филипп вот-вот должен был уехать, появилась ужасная уверенность.

Нидерланды, которые знал Вильгельм, нельзя охарактеризовать ни одним современным термином. Это было не государство и не нация, а спутанный клубок графств, герцогств и земельных владений, которые в течение многих поколений накопились в руках одного правителя, имевшего тоже вносивший путаницу титул «герцог Бургундский». У каждой из семнадцати нидерландских провинций были свои собственные привилегии, своя высшая и низшая знать, свои суды, а города, расположенные на их земле, имели собственные, не зависевшие от провинциальных, права, свои суды, гильдии, торговые советы, муниципальные советы и освященные временем конституционные хартии. Карл Пятый без заметного успеха пытался централизовать и объединить некоторые из них, но, кроме нескольких общих для всех законов, введенных в последние годы, – например, так называемых «Плакатен» против ереси, – не существовало единой системы, и центральное правительство имело лишь одно право – назначать для каждой провинции главного администратора, который назывался штатгальтер, и великих пенсионариев, как назывались главные должностные лица городов. Штатгальтер был главнокомандующим набранных в провинции войск, председателем Штатов, то есть парламента, провинции, инспектором дамб и социальных служб, верховным судьей в своем округе. Эту должность всегда занимал человек с высоким положением в обществе, но обычно, по очевидным причинам, он занимал ее не в той части страны, где его личное влияние было особенно сильным.