Неуклюжая девочка-подросток, которую вырастили взаперти и мало любили, потому что Анне, единственному ребенку несравненного курфюрста Морица, никто не мог простить, что она девочка, теперь стремительно и безрассудно вошла в роль невесты, которую жених долго искал. Она с нескромным пылом поспешила объявить, что влюблена в Вильгельма, как только впервые увидела его, а после этого передавала жениху шаловливые шутки через Людвига, постоянно уверяя, что обожает «черного предателя»: так романтично она называла загадочного принца Оранского, которого ее родственники не хотели дать ей в мужья. Это не было поведение девушки с уравновешенной психикой, и действительно Анна была эгоистична выше нормы, слаба, самоуверенна и жестока.

Вильгельм готовился ехать за невестой; он твердо решил быть достойным не только Анны, но и претензий ей семьи, и потому приготовления были грандиозные. Он начал с того, что попросил всех знатнейших дворян Нидерландов поехать с ним, но это было уже слишком для Филиппа, и тот запретил им принять это предложение: король опасался того, что гости Вильгельма могли бы увидеть в Германии. Английский агент написал домой: «Король приказал, чтобы ни один человек, находящийся на какой-либо должности, не ехал с ним, чтобы их не заразила ни одна из тех ересей, которые исповедуют жители этой страны». Следующей задачей было подготовить дилленбургскую семью к этой свадьбе. Юлиана была вполне довольна планом сына и писала: «Желаю, чтобы ты скоро имел счастье обнять свою фрейлейн Анну и обрести все виды счастья и удовольствия». Но немного позже она забеспокоилась: ее сын хотел, чтобы две из его сестер были на празднике и приветствовали невесту, а Юлиана в смятении обнаружила, что им нечего надеть. Конечно, к свадьбе Екатерины им сшили самые лучшие платья, но теперь сестры Вильгельма из них выросли. Разумеется, дело кончилось тем, что Вильгельм снова одел сестер в самые лучшие наряды из Брюсселя.

Наконец, все было готово, и Вильгельм официально въехал в Брюссель со свитой числом тысяча сто человек, которая бы удовлетворила даже самую требовательную невесту, со слугами в ливреях и пажами в блестящих нарядах, со свитой из дворян, не говоря уже о вьючных лошадях и повозках, нагруженных подарками для Анны. Шел август 1561 года, Вильгельму было двадцать восемь лет, он был на вершине телесной силы и красоты, и Анна, ярко и роскошно одетая, с первым румянцем юности на лице, была достаточно достойной невестой. Саксонцы отпраздновали свадьбу по-старинному, счастливые молодожены даже были публично уложены в просторную четырехместную кровать под балдахином, на котором были изображены их соединенные гербы. Расписание празднества почти не оставляло принцу и его жене времени быть вместе, кроме этой игривой формальности. Целую неделю с вечера до раннего утра продолжались пиры, а весь день шли турниры. Вильгельм тактично дал саксонцам победить, хотя тяжеловесный курфюрст во время состязаний сломал себе руку при падении. Этот мелкий несчастный случай не омрачил праздника, и шесть ночей подряд никто не уходил в постель трезвым. Уж не после ли одного или двух стаканов вина Вильгельм сказал курфюрстине, тетке Анны, что теперь, став его женой, принцесса должна будет танцевать, а не шить, и развлекаться романами вроде «Амадиса Галльского», а не религиозными трактатами и серьезными проповедями. Курфюрстина, которая в конце того дня пыталась предупредить молодого мужа, что его жене потребуется твердая рука, была возмущена: танцы и французские романы погубили бы Анну. История доказала ее правоту, но пока еще ничто не омрачало едва начавшуюся совместную жизнь супругов, и Вильгельм, увозя к себе в Нидерланды восторженную молодую жену, был вполне доволен своим союзом и в политическом, и в личном отношении.