Я нахмурилась.

  Шура, зачем ты мне это говоришь?

  Чтобы ты знала,   растерялась она. – Чтобы не опускала руки. Ведь надо жить дальше. – Шура с кресла поднялась, подошла ко мне и забрала из моей руки бокал. Неодобрительно добавив:   А не пить отцовский виски.

Бокал я ей отдала, отклонилась назад, прижавшись затылком к прохладной стене. На секунду закрыла глаза. Гул голосов за стеной не давал мне покоя.

  Не хочу к ним идти,   пожаловалась я негромко. – Когда они все уедут?

  Они папу твоего поминают. Нельзя людей выгонять. Неправильно это.

  Я знаю.

Необходимо было собраться с силами. Шура права, мне нельзя показывать свою слабость. Верить в то, что в этот трудный, страшный день в нашем доме собрались исключительно близкие и друзья нашей семьи, было бы крайней степенью наивности. Большинство из присутствующих слетелись сюда словно коршуны, в предчувствии добычи. Теперь все с нетерпением ждут оглашения завещания. Хотя, никто никаких сюрпризов не ожидает, я – единственная наследница, но нужно понимать, кто встанет во главе компании отца. Если честно, меня охватывал озноб при одной мысли о том, что толкового, честного человека, на которого я, на самом деле, смогу положиться, не найдется. Что отец его не нашел. Он же не мог всерьез думать, что я смогу?..

Я спрыгнула с подоконника, сделала несколько успокаивающих вздохов, а Шуре кивнула. Сказала:

  Я пойду.

Та ободряюще погладила меня по плечу.

  Молодец.

Наверное, мой траурный наряд уже не выглядел так идеально, как утром. Платье где то помялось, прическа немного растрепалась, идеально натуральный тон помады на губах, померк и растаял. Но, перед тем как выйти в гостиную, я заставила себя гордо вскинуть голову, мысленно сжать зубы, убрать из глаз несчастное выражение, и тогда уже вышла из отцовского кабинета.

  Марьяна, держись. – Меня тут же кто то схватил за руку, сочувственно её пожал. Какая то женщина с немыслимо короткой стрижкой, больше похожей на мужскую. Я эту особу знать не знала, была уверена, что впервые вижу. Наверняка, какая то знакомая отца.

  Спасибо,   чуть слышно проговорила я.

Я осторожно поглядывала по сторонам. Кажется, поминки ещё не заканчивались. Официанты сновали, гости негромко беседовали, некоторые даже посмеивались. А что, жизнь продолжается.

На каминной полке большой портрет отца в траурной рамке, рядом цветы. Темно бордовые розы. Всегда ненавидела такие розы.

  Марьяна,   давний друг отца, Григорий Филиппович остановил меня. После короткой заминки обнял. Давно он меня не обнимал, наверное, с тех пор, как мне исполнилось пятнадцать и это стало неудобно. Сегодня я позволила ему это сделать. – Девочка, ты как?

Я отстранилась, посмотрела на Лысовского, растянула губы в дежурной улыбке.

  Держусь, спасибо.

  Тебе надо держаться, надо. – Григорий Филиппович взял меня под руку, отвел чуть в сторону. – Ты же понимаешь, всё самое трудное ещё впереди.

  Что вы имеете в виду?

Лысовский был намного выше меня, и, не смотря на возраст, казался бравым молодцом, высоким и подтянутым. Отец тоже был таким, ещё пару лет назад. Мне казалось, что ещё вчера, а теперь его не стало. Я огляделась по сторонам, будто загнанный в угол зверек. Все эти люди в моем доме, их негромкие перешептывания за моей спиной, меня настораживали и пугали.

  Через несколько дней к тебе приедет адвокат. Необходимо будет обсудить завещание.

  Я знаю.

  А ты знаешь, что в завещании?

Я лишь плечами пожала. Как я уже и говорила, особых сюрпризов я не ждала.