Оказывается, суд приговорил Абрикосова по статье 159 УК по максимуму — к десяти годам с конфискацией имущества. И в последнем слове обвиняемый впал в истерику и стал кричать, что старший следователь по особо важным делам Генпрокуратуры Померанцев и следователь ГУВД Королев обманом заставили его дать показания против чиновника из Министерства финансов Вячеслава Понятовского, пообещав, что за помощь следствию его подведут под условный приговор.

«Вы что себе позволяете?! — кричал Анисимов. — Вы совершили должностное преступление, самостоятельно, никого не поставив в известность, без должной юридической процедуры, пойдя на сделку с преступником! Вы подорвали престиж и репутацию всей нашей прокуратуры!» — «Преступник — Понятовский, — спокойно отвечал Померанцев. — И стоящий за ним Разумневич. И мы это докажем…» — «Вы что, с луны свалились, вы в самом деле думаете, что это вас как-то оправдает, даже если это докажете? Победителей не судят, так, что ли? Судят, и еще как! А пока что я отстраняю вас от расследования! А ваши доказательства — мне на стол, если там что-то есть, кроме выбитых из Абрикосова показаний». — «Хорошо, я подам на увольнение. Кому мне сдать дела?» — «Пока не знаю, буду говорить с генеральным, но за этим дело не станет». — «Я сегодня же вам передам…»

Померанцев рассеянно перелистал страницы расследования, глядя на названия банков, наконец поднял глаза на Игоря.

— А где сам Евгений Матвеевич? Вы же собирались приехать вместе?

— У него проблемы с давлением, с утра ждет медсестру, чтобы сделать укол, а она задерживалась… Договорились, что он приедет прямо сюда… Так что скажешь? Мы должны как-то отреагировать?

Померанцев ответил не сразу. Он рассеянно смотрел в окно, за которым порхал тополиный пух.

— Кажется, вас с Евгением Матвеевичем можно поздравить. Это уже законченное расследование. Даю гарантию, Разумневич вас за клевету не притянет.

— А что собираешься с этим делать? — спросил Игорь, кивнув на принесенные бумаги. — Ты будешь их кому-то показывать?

— Придется, — сказал Валерий. — Сначала Анисимову. Но сперва сниму копии для Меркулова, посмотрит, когда вернется. Но и он в нынешней ситуации не все может… Ты же видишь, что происходит… Сначала убили Быстрова, не позволив мне его допросить, как подозреваемого. Теперь мне нужно срочно арестовать и допросить шефа безопасности Вадима Морозова, но, если я хотя бы заикнусь об этом, те, в чьих руках его жизнь, узнают о реакции моего начальства одновременно со мной.

— И ты говоришь об этом вслух? — Игорь поразился горечи его тона.

— А надоело отмалчиваться! — еще громче, с вызовом, сказал Валерий. — Ведь все так и будет. Хотя пальцы Вадима Морозова есть везде, куда бы мы ни сунулись, но мы опять только спугнем, когда потребуем санкций на его арест.

— И все-таки что ты собираешься делать? — спросил Игорь после паузы.

— Я? А ничего. Меня только что отстранили от расследования… Буду сочинять заявление по собственному… Да и по Питеру соскучился, если честно, не говоря уже о жене… Но ты, если захочешь, можешь помочь делу. Опубликуй все это у себя в газете. А там посмотрим на реакцию нашей прогрессивной общественности. Пусть, как говорится, аферистов накроет волна всенародного негодования и возмущения, тогда'мое начальство, — он показал на потолок, — может, и спохватится… Возможно, тогда и Анисимов выбросит мое заявление, прибежит ко мне и заорет, почему я до сих пор не представил ему материалы на всю камарилью этого Разумневича, а я ткну его носом в дело Быстрова!

— О Быстрове мне тоже написать? — спросил Игорь после очередной томительной паузы.