— Почему он так испугался?»
Голос из репродуктора возвестил о том, что мы слушает «Русское Радио», поблагодарил нас за внимание к радиостанции и предложил вниманию поклонников Аллы Борисовны неувядающий шлягер об айсберге.
— У вас что-то случилось? — более настойчиво спросила я. — Вы от кого-то убегали, я видела через окошко…
Мой дубль два так же остался без ответа. Только колотить и корчить моего гостя стало отчетливей. В ознобе он задевал плечом коробку с «тульскими пряниками в полном ассортименте», и целлофановые упаковки полукилограммового развеса поскрипывали, задевая друг о друга, и из ящика доносился такой звук, словно туляки с недовольством перешептывались между собой.
Догадываясь, что беглецу следует дать передышку, я молча смотрела на случайного гостя и удивлялась прихотливым изгибам судьбы. Скажи мне кто-нибудь полчаса назад, что сам Пирс Броснан скрючиться в моей палатке за ящиком с полным ассортиментом, расхохоталась бы до коликов. Кто я и кто он? Две разные планеты. На моей пустыня и пивная тара, на его — жизнь в цветущем саду и сверкающий лимузин. Даже очень испуганный, он был нереально красив. Такие мужчины не ходят по улицам, не выносят мусор, не чистят картошку. Они улыбаются женщинам с плакатов и экранов телевизоров, иногда мелькают в окошках лимузинов с личным шофером и появляются в снах. Мой тип.
Что такое мой тип мужчины я поняла лет в шестнадцать. Тогда я еще жила в крошечном Городке в ста тридцати километрах от областного центра, ходила в школу и старательно училась. Мы все старательно учились, мечтая выбраться из Тмутаракани, мы все об этом мечтали.
В четырнадцать лет, если оперировать словами бабушки, я едва «с глузду не сбилась». Родители развелись, папа неожиданно ушел из дома и от растерянности и обиды, я чуть не наделала глупостей. Обычных девчоночьих с танцами допоздна, первой бутылкой пива и слюнявым поцелуем в подъезде. Не понимая чего мне нужно, затесалась в компанию юнцов, наглядно бунтующих с помощью тяжелого рока, металла во всех местах и черных маек с эмблемами из зеленых лиц с кровавыми подтеками.
— Через десять лет, когда ты вырастешь, — говорила, уговаривала мама, — ты будешь переходить на другую сторону улицы при виде этих знакомых. Ты другая, поверь.
Я смеялась. Самый классный пацан Витёк Труба гуляет со мной. Я с ума сходила по его пирсингу над бровями, длинной растрепанной челке, спадающей ниже переносицы, железным перстням в виде черепов, крестов и оскаленных звериных морд. Самые клевые ботинки, на самой толстой подошве были у моего бой френда. Танька Фурцева синела от злости, когда Труба приходил встречать меня после школы.
Сам Витек учился на автослесаря в соседнем ПТУ и играл на бас гитаре в коллективе с многообещающим названием «Покойники».
Девять лет назад, девятого мая, мы с Трубой сели на электричку и отправились в областной центр, в Город, где я теперь живу. Выехали почти без денег, — прошвырнуться вдоль широких проспектов, покататься на трамваях и троллейбусах (в родном Городке из общественного транспорта только редкий автобус на улицах появлялся), людей посмотреть, себя показать.
А показать, честно говоря, было что. Встречая сейчас на улицах подобных юнцов в растянутых черных майках, спускающихся чуть ли не до колен из-под заклепанных кожаных косух, я обязательно улыбаюсь и вспоминаю себя такую же. Лохматую, крутую как хвост поросенка, и гордую кавалером до боли в растянутых в улыбке скулах.
Мы ехали на задней площадке троллейбуса. Труба нес какую-то чушь и обнимал меня за плечи с покровительственной небрежностью.
Троллейбус остановился на остановке в центре города и на подножку заскочил высокий юноша (не парень, а именно юноша, я сразу почувствовала разницу) в светлых отутюженных брюках, светло бежевой рубашке с расстегнутым воротом и тонком трикотажном жилете. |