Они не могли уйти в леса и горы, потому что ни того, ни другого просто не было. И, тем не менее, несмотря ни на что, эти ребята приняли бой. За годы войны их погибло более двух тысяч.
— Рад, что нашли время встретиться, господин Хаммер.
— У стариков времени навалом.
Старик действительно напоминал габаритами одноименный внедорожник. В молодости он явно был настоящим громилой. На голову выше меня ростом, с широченными, немного сутулыми плечами, длинным извилистым шрамом на левой щеке и неожиданно ярко-голубыми не по возрасту глазами.
Он был одним из тех, кто не смог смириться с позором оккупации. В сороковом ему было целых пятнадцать лет. В шестнадцать он командовал боевой пятеркой, в семнадцать был схвачен гестапо, его пытали и приговорили к расстрелу. В ночь перед этим он умудрился, выломав решетку на окне, сбежать, перебрался в соседнюю Швецию, а оттуда в Англию. Приписал себе пару лет и поступил на службу в королевские воздушно-десантные войска. Закончил войну в звании старшины и полной грудью орденов и медалей. В сорок шестом вернулся домой, окончил университет и всю оставшуюся жизнь посвятил тому, чем собирался заниматься еще в детстве, то есть, биологии. О таких людях, вообще-то, надо писать книги. Очень удивлен, что никто до этого не додумался.
— Позвольте еще раз поблагодарить вас, господин Хаммер, за то, что согласились на беседу.
— Зовите меня Стен.
— Тогда я — Мигель.
— Вы совсем не похожи на испанца, друг мой.
— Моя мать была полькой.
— Понятно. Вы сказали по телефону, что хотели бы поговорить со мной о местном сопротивлении.
— Совершенно верно. Наше издательство готовит книгу об оккупации Европы. Кстати, вам предлагается гонорар, — я полез в карман за конвертом.
— Оставьте, — он махнул рукой и рассмеялся. — В деньгах я не нуждаюсь. В моем возрасте, знаете ли, потребности съеживаются до разумного предела.
— Позвольте, но…
— Если хотите сделать приятное, закажите-ка мне большой бокал хорошего французского коньяка.
— С удовольствием, — я открыл карту вин и углубился. — Royal или Tres Vielux?
— Пожалуй, Royal, — он заметил лежащую на столе пачку сигарет. — Позвольте?
— Да, конечно.
Большой бокал с коньяком полностью спрятался в его кулачище. Когда Стен делал глоток, возникало впечатление, что он отпивает непосредственно из собственной ладошки.
— Прекрасно, — заявил он, отставив наполовину осушенный бокал в сторонку. — Вот сейчас я напьюсь и начну рассказывать, как в одиночку победил Адольфа. Старики любят приврать, особенно, под хмельком.
— Вы совсем не похожи на старика.
— Видели бы вы меня в молодости, — вздохнул он и опять потянулся за бокалом. — Спрашивайте.
— Если не ошибаюсь, вы присоединились к сопротивлению в пятнадцать лет.
— Верно, в пятнадцать, но уже тогда я был крупным, — он возвышался надо мной как крейсер над байдаркой. — Все равно не хотели брать, уж как я ныл.
— Вы сразу попали в боевое подразделение?
— Нет, конечно, кто же доверит серьезную работу сопляку. В «пятерку» меня приняли через полгода.
— То есть, вам по-прежнему было пятнадцать.
— На войне быстро взрослеют, — он допил бокал и с сожалением отставил в сторону.
— Официант! — заголосил я.
— Отличный коньяк, благодарю вас — он посмотрел в сторону сигарет, я кивнул.
— Вы сказали, Стен, что на войне быстро взрослеют. |