— Тай?

Он молчал, не доверяя своему голосу. Хорошо бы она снова заснула и дала ему возможность успокоиться, подумать. Ему никогда еще не было так плохо.

Но она не заснула. Еще сонная, она инстинктивно ощутила напряжение, разлитое в воздухе. Села на постели и вдруг заметила его. Лунного света было достаточно, чтобы она увидела его широко открытые, устремленные на нее глаза. И их выражение — холодное и чужое. Сердце забилось от тяжелого предчувствия.

— Почему ты там сидишь? — Ей казалось, что это плохой сон.

— Я не мог уснуть.

Она переплела нервно пальцы.

— Почему ты меня не разбудил?

— Зачем?

— Но… Но мы могли поговорить…

— Разве? — Им уже овладевала холодная ярость. — О чем? Ведь тебе нельзя задавать вопросов, ты не хочешь на них отвечать.

Эшер понимала, что взрыв неизбежен. Но никак не ожидала, что момент наступит именно сегодня ночью. Ярость Тая не вызвала в ней ответного возмущения. Ведь она давно чувствовала закипающее в нем раздражение. Он имел право спрашивать теперь с пристрастием, потому что она слишком долго его держала в неведении.

— Тай, если ты хочешь о чем-то узнать, спрашивай, я отвечу.

— Все так просто? — Он сорвался с места. — Я спрошу и получу ответ? И тебе нечего прятать, Эшер?

Вздрогнув, она удивленно смотрела на него.

— Но я ничего не прятала от тебя, просто мне нужно было время, то есть я хотела сказать, что нам обоим нужно было время.

— Почему, Эшер? — Он говорил спокойно, но так, что у нее по спине побежали мурашки. — Почему для тебя так важно было тянуть время?

— Потому что я не была уверена, что ты правильно поймешь некоторые вещи.

— Например, о ребенке?

Если бы он хлестнул ее по лицу, она не была бы так ошеломлена. Даже в полумраке комнаты, освещаемой сейчас только луной, он увидел, как Эшер побледнела. Глаза стали огромными, и в них плескалось отчаяние.

— Как ты?.. — Больше она не смогла вымолвить. Она давно готовила и держала слова объяснения в голове, но не могла сейчас их выговорить. Как он обнаружил? Кто ему сказал? И как давно он знает? — Эрик, — с трудом вытолкнула она из себя ненавистное имя, как будто оно грозило задушить ее, — это Эрик тебе сказал.

Его пронзило острое разочарование. В глубине души еще таилась надежда, что все это неправда и что она не носила под сердцем ребенка другого мужчины и не избавлялась от него.

— Так это правда! — вырвалось у него, и он отвернулся, слепо глядя в темное окно. Он не мог быть сейчас ни бесстрастным, ни объективным. Одно дело, когда речь идет о посторонних, и совсем другое, когда об Эшер.

— Тай… Я… — Она пыталась что-то сказать, но не смогла. Все ее страхи оправдались, причем самые ужасные. Пропасть между ними уже разверзлась и продолжала расширяться. Если бы она сразу объяснила ему, сама и сразу… Почему она тянула так долго? — Послушай, я хотела тебе рассказать. Но была причина, почему я не сделала этого сразу, когда наши отношения возобновились. — Она закрыла глаза. — Я стала искать и находить причины для отсрочки.

— Наверное, ты считала, что это не мое дело.

Эшер с отчаянием воскликнула:

— Как ты можешь так говорить!

— Ты, наверное, считала, что замужество — твое личное дело, так? И не имеет отношения к человеку, который тебя любит?

Волна радости поднялась в ней и тут же сменилась болью.

— Но ты не… — прошептала она

— Я не… что?

— Ты не любил меня.