Тай коротко и зло рассмеялся, не поворачиваясь:

— Нет, конечно, не любил. Вот почему не смог жить без тебя! И почему думал о тебе каждую минуту!

Эшер закрыла ладонями лицо. Почему именно сейчас? Почему он не говорил этого раньше?

— Ты никогда не говорил, что любишь меня.

На этот раз он обернулся:

— Нет, говорил.

Она покачала головой:

— Никогда не говорил. Ни разу. Даже одного раза мне было бы достаточно.

Тай задумался, сдвинув брови. Она права. Он никогда не произносил этих слов. Но ведь показывал, что любит ее всеми возможными способами, хотя не говорил.

— Ты тоже, — наконец сказал он.

Она всхлипнула:

— Я боялась.

— Проклятье, Эшер, и я тоже!

Оба некоторое время смотрели друг на друга. Она что, была слепа? Эти слова были так нужны? Что не понимала, не видела, как он относится к ней? Не знала, что любит ее, даже если не произносил обязательных трех слов?

Для Тая произнести эти слова было трудно, он относился к ним слишком серьезно по сравнению с теми, кто, не задумываясь, небрежно ронял их в минуты страсти.

Эшер заговорила, стараясь, чтобы голос не дрожал:

— Я люблю тебя, Тай, и всегда любила. Но я все еще испытываю страх, мне кажется, что ты не любишь меня. — Она протянула к нему руку, но он лишь взглянул, но не сдвинулся с места. — Прошу, не отвергай меня сейчас. — Она думала о ребенке, которого потеряла. — Прошу, не надо меня ненавидеть за то, что я сделала.

Он не понимал, о чем она, хотя догадывался, что за этими словами кроется что-то очень важное. Он подошел, взял протянутую руку и поцеловал.

— Нам надо поговорить откровенно обо всем. И начать с чистого листа, Эшер.

— Конечно. — Она положила другую руку на их соединенные руки, как будто скрепляя обещание. — Я тоже хочу этого. О, Тай, я так сожалею, если бы ты знал, как мне жаль этого ребенка. — Она обняла его и с облегчением положила голову ему на грудь. Вдвоем легче перенести боль, наконец, она сможет разделить с ним свою печаль. — Я не могла сказать тебе раньше о том, что случилось. Я не знала, что делать, не знала, как ты к этому отнесешься.

— Но что я мог сделать?

— Я чувствую себя такой виноватой. Когда Джесс показала фотографию твоего племянника, я так ясно представила, как выглядел бы этот ребенок. Я всегда знала, что у него будут твои волосы и твои глаза.

— Мои? — повторил машинально Тай, и вдруг до него дошел смысл ее слов. — Это был мой?..

Он так сжал ее руку, что она вскрикнула и, подняв голову, ошеломленно смотрела на него, а он уже схватил ее за плечи, больно вцепившись в них сильными пальцами. Когда она увидела его глаза, ей стало по-настоящему страшно.

— Ребенок был мой?

Эшер пыталась что-то сказать, но только беззвучно открыла рот от потрясения и ужаса, не в силах вымолвить ни слова. Но ведь он знал… А если нет? Отчаяние охватило ее с новой силой. Кто ему рассказал? И что именно? И потом, как вспышка, нашло озарение — он подумал, что это был ребенок Эрика.

— Отвечай мне! — Тай тряс ее, как тряпичную куклу, а она не делала попыток вырваться. Она лишилась воли. Зачем защищаться? Это было бесполезно. — Это был мой ребенок? Говори — мой?!

Она только наклонила голову.

Ему хотелось ударить ее. Чувствовал, как его рука сжимается в кулак, ему хотелось бить ее до тех пор, пока не покинут ярость и боль. Она, прочитав это по его глазам, не сделала попыток защититься. Он вдруг с силой оттолкнул ее от себя. Она упала на постель.

— Ты просто обыкновенная шлюха.