— Да уж, в такой клетке, да еще и в компании ехать одно удовольствие.

Никогда не болела за гринпис и за права животных не выступала, но вот жалко мне их было и ранее, так что ничего предосудительного не было в том, что я щенка освободила. Удалось это не сразу, а попытки с пятой. Потому что закорючек на клетке было много, а поискать булавку в кармане плащика я догадалась с опозданием. К тому моменту, как замок раскрылся и, клетка расплела свои узоры, карета катилась еле-еле, а щенок скулил, не переставая.

Когда клетка расплелась над его головой до основания подставки, щенок резко смолк, удивленно и выжидающе уставился на меня. Я поразилась тому, как карета резко остановилась, а дрожащий голос хозяина жалобно попросил возницу посмотреть, что там со зверьем…

И голос у него был такой испуганный, а «ик!» возницы такой громкий, что возник вопрос:

— Я что-то сделала неправильно?

Собственно, глядя на умильную мордаху щенка, я так и не могла понять, поступок был правильный или нет. В мгновения моих раздумий выглянувший из-за угла возница, с лицом, перекошенным от ужаса, рухнул на колени. Из его горла вылетело еще одно «Ик!», когда он в молитвенном жесте сложил руки и коснулся головой земли.

— Это что такое? — задалась мысленно вопросом я, и мне вслух вторил, видимо, хозяин кареты. Полный мужчина в синей рубашке и красном сюртуке, увидев освобожденного щенка, освятил себя знакомым жестом и замер в подобострастном поклоне.

На колени он не опустился, но побелел и с почтением в дрожащем голосе обратился к щенку:

— Будет ли нам дозволено сопроводить Вас далее? Вы не хотите занять карету? Или пройтись?

И спросил он это так, словно решался вопрос о его жизни или смерти.

— Слушай, ну и стремные они, ты не находишь? — между делом поинтересовалась я у щенка. Он не отреагировал, с удовольствием на мордахе наблюдал за тем, как затаивший дыхание хозяин кареты краснел, вторя своему сюртуку.

— Нет, ну реально, вначале в клетке везли без вопросов о комфорте, а как освободился, тут же забеспокоились.

От нашего или же только от щенячьего молчания мужчина впал в предынфарктное состояние:

— Может, позволим? — спросила я тихо. — Пусть сам едет в душной карете, нам и тут хорошо. Главное чтобы доставили без проволочек и аккуратно.

Четвероногий сосед скосил на меня взгляд и ухмыльнулся, приподняв уголок пасти. Что я расценила как согласие и сказала «да, езжайте дальше», щенок кивнул-чихнул. Возница, услышав облегченный вздох хозяина, когда тот наконец-то отдышался, вскочил с земли с таким видом, будто бы только что избежал смерти. На свои места они вернулись, в поклоне пятясь назад и не отводя взгляда от шарпея.

Карета мягко покатилась, небо стало чернее, подул холодный ветер и пошел снег. Таких природных катаклизмов я не видела давно. Веселясь от души, начала ловить снежинки, с опозданием заметив, что за мной с неприкрытым интересом наблюдает шарпей.

— Что? — он ухмыльнулся и переступил лапами. — Замерз? — Кивнул. — Если не будешь кусаться и скулить, иди ко мне, — я развела руки приглашая забраться на колени. Эта умильная псина, прищурив глазята, сделала шаг навстречу. Я продолжаю улыбаться, он сделал еще один шаг, продолжаю сидеть со все еще разведенными руками. Щенок склонил голову направо, затем налево, и вспрыгнул ко мне на колени.

— Эх, чудо мягкоскладчатое, — я беззаботно коснулась его шкурки. Шарпей вздрогнул и напрягся, на что, не меняя укоризненного тона, сообщила. — Расслабься ты и не будь недотрогой. Просто тебя поглажу, ведь мне можно, да?

На его морде появилось такое искреннее удивление, за затем чувство благодарности, что я не сразу отреагировала, когда щенок, лизнув меня в щеку, расстегнул плащик зубами и залез внутрь, чтобы прижаться мокрым тельцем.