А тут вдруг фыркнул и начал похрюкивать, мотая головой из стороны в сторону.
— Носик чешется, маленький?
Щенок начал интенсивнее хрюкать и фыркать, словно смеясь. Глядя на него, я и сама прыснула от смеха.
— Ган! — послышался перепуганный голос хозяина кареты, — остановись, глянь, что там сзади происходит.
Карета мягко затормозила. Возница спрыгнул со своего места и медленно, крадучись, пошел к нам.
— Вот видишь, ты их напугал. — Шарпей отрицательно помотал головой из стороны в сторону и облизнулся. — Не веришь? А зря, сейчас возница будет выглядывать из-за угла, боясь лишний раз вздохнуть.
Так и оказалось, возница выглянул и тут же спрятался за каретой.
— Что там? — спросил пухлый хозяин нашего «автотранспорта».
— ОН!
— И что ОН делает?
— Сидит в воздухе.
— Как в воздухе?!
— Ну, в воздухе! — возница объяснил на жестах.
Я посмотрела на шарпея, он на меня, и мы друг другу одновременно улыбнулись.
— Пересядешь на полку, чтобы не травмировать работников из службы доставки?
Щенок прищурился, и остался сидеть на месте.
— Я так и знала.
— Не сбежал, и слава богам! — выдохнул хозяин. Немного посопев, видимо, для активации мыслительных процессов, он жалобно попросил, — проверь, ошейник все еще на нем?
— Как проверить?
— Руками.
— Хозяин, не губите. Он же меня съест!
— Ладно! — гаркнул тот в ответ, — я сам взгляну.
Дверь кареты открылась, а затем закрылась, так и не выпустив хозяина наружу.
— Время? — нашелся возница.
— Именно! — подтвердил повеселевший толстяк. — Гони лошадей к замку, там пусть сами проверяют, в ошейнике он или нет.
Карета мягко тронулась.
— Покормили бы для начала, чтобы не пугаться. — Посоветовала я, продолжая гладить шарпея. — А то не кормят, гады! Но трясутся!
Щенок ткнулся носом в мою ладонь и лизнул ее.
— Дааа, знала бы, что буду путешествовать, взяла бы поесть. Хотя, может, по карманам найду чего-нибудь для тебя. — И полезла в их содержимое, нашлась же каким-то образом в них шпилька. После ощупывания всех углов и кармашков, которых в плаще было немыслимое количество, мне повезло. Нашла маленький, но увесистый сверток и вытащила его. — Странно, до этого его там не было.
Не разделив моих сомнений, довольный шарпей забрал находку из рук и зашелестел, зарывшись в нее мордашкой.
Снега за час насыпало по пояс и, странное дело, поля в высоких сугробах, деревень не видно, а дорога чистая. Небо стало свинцовым, низким, казалось, вот-вот обрушит вниз тонны льда, потому что следующим после сильнейшего снегопада мог быть только лед. Я с печалью смотрела на хмурые просторы, покрытые темнотой.
— А раньше здесь было очень живописно.
Сообщила, продолжив почесывать за ушками жующего щенка, он был не против. И тут прозвучал щелчок.
— Это был твой о-о-оше-йник? Только не говори, что это был тво-ой ошей-ник! — Миляга поднял голову, и я вздрогнула от ужаса. Вместо маленьких черных глазок на меня смотрели огненно-красные, а вокруг них начали разрастаться странные черные узоры на шкурке, мордашку шарпея свело судорогой, затем и все тело, а затем…
Я закрыла глаза, чтобы не видеть ужасных изменений и, сжав щенка в руках, начала громко молиться:
— Ты же не можешь быть таким же, как те лошади! Не можешь быть, как миропоедатели!
Симпатяга, через тело которого прошла волна судорог, вдруг замер и хрюкнул. |