-С какой стати? - удивился Рудольф.

Хмырь помахал перед его носом жетоном с эмблемой одной известной спецслужбы.

-У нас только качественный товар, - произнес он не без гордости.

-И вам не стыдно торговать этим?

-Мне тоже нужно кормить семью, - ответил хмырь и укатил.

Рудольф собрал две одинаковые бомбы. Одну он испытал далеко от города, в лесу. Взрыв выворотил несколько деревьев; на укрывшегося в овраге Рудольфа обрушился дождь из ветвей и листьев. «И хмырь не обманул», - подумал он, поднимаясь и отряхиваясь. Его заняла мысль о происхождении лжи. Является ли она продолжением природной мимикрии или возникла много позже - тогда, когда слово отделилось от вещи и, будучи гораздо более изменчивым, чем вещь, пошло по пути собственного естественного отбора? Либо так, либо эдак.

Третьего сентября он отправился в столицу. Полдня ушло на то, чтобы выбрать подходящий ресторан - не пустой и не полный, с местами, куда можно спрятать бомбу, без детей и, желательно, без женщин. Наконец, выбор был сделан. Он наугад заказал еду, притронулся к ней только для вида, оставил официанту щедрые чаевые, бомбу спрятал у окна, за доходившую до пола штору.

Кто бы мог подумать, что его опередит пожар на нефтеперерабатывающем заводе. Вечерние новости только о нем и твердили. Клара, заняв привычное место, высказалась:

-Нарочно подожгли, чтобы оправдать попадание химических отходов в почву. Теперь все свалят на пожар.

Рудольф ее не слушал - он ждал, когда скажут о взрыве в ресторане. Бомба, безусловно, сработала. Стесненный высокими домами, звук взрыва проник в переулок, прячась в котором Рудольф набрал на мобильном телефоне нужный номер. Он не вернулся к ресторану и даже не посмотрел в его сторону. Он сразу же направился к метро, и поезд довез его до станции, где он бросил машину. Ему хотелось скрыться, хотя цель его была в точности противоположной.

Ну, вот и ресторан. Выбитые стекла, искореженные рамы, обугленная вывеска, кровь на тротуаре, пять или шесть машин скорой помощи, пожарные и спасатели. Четверо погибших, одиннадцать в тяжелом состоянии отправлены в больницу.

-О нем есть что-нибудь? - спросил он Клару.

Раньше он никогда не спрашивал. Клара смутилась оттого, что отличия в сообщениях были незначительны.

-Из одиннадцати двое уже скончались. Женщина и грудной младенец.

В ресторане не было грудных младенцев. Может, женщина с младенцем вошла после того, как Рудольф его покинул? Сколько прошло времени, прежде чем он позвонил? Минут пять он петлял по ближайшим улицам, затем, в глухом переулке, он от волнения несколько раз набирал не тот номер, вспотевшие пальцы соскальзывали с кнопок. После четвертого набора ему ответили: «Руди, это ты?». У него помутнел рассудок, он крикнул: «Взрывайся, сволочь», и швырнул телефон - к счастью, в мусорную кучу, и телефон не разбился. Или же он крикнул это после пятого набора, в ответ на длинные гудки? Сейчас он уже не мог точно припомнить. В одном Рудольф был уверен твердо: он не хотел убивать детей. Несмотря на то, что они тоже приговорены, они не в состоянии осознать свою привилегию.

Непонятно с чьих слов полиция составила словесный портрет подозреваемого. Между портретом и Рудольфом не было никакого сходства. У Рудольфа не треугольное лицо, не крупный нос и не жесткие, коротко стриженые волосы. И зовут него не Мухаммед - это видно с первого взгляда. Какой-то Мухаммед собрался занять место Рудольфа, собрался присвоить себе его привилегию. Этого нельзя было допустить.

На утро Рудольф сдался властям. Сначала ему не поверили. Он настоял на обыске, и полиция нашла в его доме детали бомбы. Затем он указал место испытательного взрыва. Идентичность взрывчатки и других частей бомбы не вызывала сомнений. Шестого сентября ему предъявили обвинение и отправили на психиатрическую экспертизу. «Вменяем», - признали доктора, не подкупленные казенным адвокатом.