Там гастроном не хуже, а цены — лучше.
Автобус шел мимо темного парка.
— А можно мне с вами?
— Вообще-то я сегодня не собиралась… Нет, схожу, мне еще масла надо взять…
По парку разливался тихий колокольный звон.
Чем дальше мы отходили от дороги, тем звон этот становился громче и настойчивее.
— Не боитесь одна тут ходить?
— Боюсь, конечно, — снова улыбнулась она. — Но сейчас мы вдвоем.
— А хорошо здесь у вас, тихо, только вот автобус…
— А что автобус?
— Номер…
— Три шестерки? А, что-то я тоже слышала. Это плохо, да?
— Для кого как. Кому-то ничего, а кому-то — наказание.
— Наказание?
— Да, за грехи. За разврат, за прелюбодеяние, за предательство.
— А вы откуда знаете?
— Я все знаю.
Я останавливаюсь. Нет, тихо, звон уже смолк. Никого.
Она тоже остановилась. Тоже прислушалась.
— Что? — спросила встревоженно.
Ах, почему я так люблю эти секунды? До нее потихоньку начинает доходить. Нет, даже не доходить, а просто что-то смутно начинает ее тревожить. И она даже не понимает причины своей тревоги. Просто глаза, серые ее глаза начинают блестеть в темноте, просто сияют.
И беру ее за руку. Она почти прижимается ко мне. Страх толкает ее.
— Тихо, — говорю я. — Иди сюда.
Мы с ней сходим с дорожки и скрываемся в кустах.
— А там у нас озера есть, — вдруг не к месту шепчет она.
— Где?
— Вон там… Но они сейчас замерзли…
— Пойдем посмотрим.
Она смотрит теперь на меня своими серыми глазами как бы обреченно. Она еще не может поверить, еще ум загораживает от нее правду. Но она послушно идет за мной.
Я никогда не знаю, когда это случится. И как. Меня уже ведет какая-то сила. Я просто подчиняюсь ей. Каждый раз и для меня это неожиданность. Вот жду-жду, а никогда не могу угадать.
Мы уже почти дошли до замерзшего озера с островком деревьев посредине. Она уже почти успокоилась. Она уже что-то придумала утешительное для себя. Она даже стала шутить:
— Никогда не думала, что пойду в темноте смотреть на замерзшее…
От неожиданности я вздрагиваю.
Отвертка входит в лоб с тихим хрустом.
— …озз-з… — еще проговорила она затухающим голосом и стала садиться прямо на снег.
Но мне надо было посмотреть в ее глаза еще раз, пока они не станут черными. Поэтому мы опустились вместе. Это любопытно — она хваталась за меня, за мои ноги. Да, для нее это тот самый момент, когда уже все неважно. Только бы устоять на ногах.
Кажется, в последнюю секунду она все поняла. Это хорошо. Это чудесно!
Отвертка никак не вынималась. Пришлось коленом наступить ей на шею, дернуть изо всех сил и тут же отпрыгнуть, чтобы брызнувшая жижа не залила мою одежду.
Теперь еще несколько раз в голое тело. Ну зачем, зачем они так плотно одеваются? Сто одежек, и все без застежек…
Отвертка погнулась, превратилась в крюк, но это даже хорошо, не стану вынимать ее из тела. Прямо за рукоятку потащу на этот остров, подальше от греха.
Вот… Отсюда никто меня не увидит. Я быстро раздеваю ее. Та-ак… Еще теплая. Это хорошо.
Ой, а вот это противно… Мокро. Она обмочилась. Паскуда!.. Грязная сыкуха!.. Ну почему надо все испортить?!
Больше не будешь! Больше никогда не будешь так делать! Это же мерзость, блуд! Грех!..
…Снова зазвонил колокол. Надо идти. Теперь я опять в одиночестве. Сила, ведущая меня, отошла куда-то. |