Джеймс Ривердейл, погибший квестор, принадлежал к этой молодежи.

    Эрнест Ривердейл, его дед, был другом детства Кристобальда Скуны, одним из первых добровольцев храма.

    CAPUT III

    «Берегись, пескарь, на хвосте сыскарь - лихо под мостом повилять хвостом…»

    Роли благодарного слушателя «Повести о доме Ривердейлов» Конрад удостоился через пять минут беседы с престарелым графом. Внимая героической саге, барон к концу заскучал и с любопытством принялся разглядывать интерьер гостиничной харчевни, где им в мгновение ока был накрыт столик на двоих.

    Как и весь «Приют», харчевня делилась на две половины: черную и белую. Никаких перегородок или хотя бы ширм не наблюдалось: Свет и Тьму разделял лишь цветовой фронтир. Кроме набивших оскомину картин борьбы двух чистых начал (слева побеждала Тьма, справа - Свет), стены украшал целый арсенал оружия, целого и сломанного в боях, а также детали доспехов. «Бутафория, - определил обер-квизитор наметанным глазом. - „Засохшая кровь“ на клинках - ржавчина пополам с турристанской охрой. Хотя среди лат есть любопытные экземпляры…»

    Вот, к примеру, черный лакированный шлем. Судя по надписи, принадлежал Аспиду Второму. Вранье: кто позволит вывешивать реликвию перед жующими обывателями?! Тем не менее глянцево-блестящий, с широкими «закрылками», призванными защищать шею, с глубокими провалами «глазниц», где, казалось, теплились адские огоньки, с узким и тупым зарешеченным «рылом», шлем производил впечатление.

    Для Аспида под любым порядковым номером - в самый раз.

    На белой стороне к панели были прибиты снежно-серебристые крылья изрядного размаха. Кто-то из рыцарей Утренней Зари отловил живьем ангела и оторвал ему крылья? Вряд ли. Скорее оригинальная часть доспеха, придающая квестору ангельский вид для устрашения супостата. «В конном бою сойдет, - прикинул Конрад. - Но пеший ангелок далеко не улетит…»

    Под крыльями стоял огромный щит, низ которого загибался горизонтальной ступенькой. По кромке ступень имела пилообразную заточку.

    -  Выглядит устрашающе. На самом же деле… - проследил за взглядом барона Эрнест Ривердейл, закончив повествование. - Доспешному кнехту с крепкими поножами эта пила - что несвезлоху дротик. Если сей оригинальный выступ с усилием пнуть, щитоносец получает нижним краем щита по ногам, теряя равновесие, и верхним - по лицу. Даже при наличии шлема, поверьте, весьма болезненно. Я бы с удовольствием приобщил этот щит к своей коллекции. Восхитительно бестолковая конструкция. Надо будет переговорить с хозяином…

    Граф умолк и щедро посолил сырную запеканку с миндалем. К счастью, большая часть соли попала за обшлаг рукава старичка, почти не испортив вкус блюда. Нет, столь виртуозно притворяться невозможно! Но рассказ о воинственной семье? Об участии в деятельности храма Шестирукого Кри? Заподозрить благородного аристократа во лжи не было никаких оснований. Выходит, в слухах о грустном исходе первых экспериментов Кристобальда Скуны есть зерно истины?

    Или все намного проще?

    Граф ле Бреттэн - теоретик. Чистый теоретик! И другу детства помогал именно в этом качестве. Например, тактика ближнего боя, знание каковой он чудесно проявил на примере щита с пилой. Даже в Ложе Бранных магов есть свои теоретики, знатоки веерного молниеметания, неспособные зажечь огарок свечи. Все это хорошо, но…

    Почему граф объявился в «Приюте героев»?

    Почему сразу после трагедии, опоздав едва ли на сутки?!

    Обер-квизитор осторожно покосился на собеседника.