Понимаете, я забыл взглянуть на вывеску…
Ясное дело. По приезду услышал об экстравагантной гостинице и решил ближе ознакомиться с достопримечательностью. Вернется, станет хвастаться соседям.
- Вы совершенно правы, сударь! - раскланялся Трепчик, излучая радушие.
- Благодарю, голубчик! Вы хозяин?
- О да!
- Могу ли я снять у вас номер?
- Разумеется! Правда, на белой половине у нас ремонт… Спешу заверить, сударь: апартаменты черной половины отличаются исключительно цветом! Удобства везде самые замечательные… Вот господин барон может подтвердить, он здесь досмотр проводил… в смысле, осмотр…
Старичок отмахнулся, сбив чернильницу с конторки.
- С моим зрением мне абсолютно все равно: черные, белые… О-о, мой парик!.. моя шляпа… у вас слишком едкие чернила, голубчик!.. Ну ничего, позже вычищу…
Вернув письменный прибор обратно на конторку и по дороге забрызгав край баронского плаща - «О-о… ради Вечного Странника, простите!.. у вас слишком длинный плащ, мой великодушный сударь…» - гость принялся записываться в книге. Рядом суетился хозяин, готовый простить случайному клиенту, первой ласточке Трепчиковой весны, сотню опрокинутых чернильниц.
Конрад проникся к старичку легкой завистью: ему самому отельер радовался не так искренне. По квизиторской привычке он заглянул неуклюжему гостю через плечо: «Ага, ничуть не профессор… Эрнест Ривердейл, граф Ле Бреттэн… срок проживания - по усмотрению…»
Овал Небес!
- Простите, ваше сиятельство… Вы случайно не родственник квестору Джеймсу Ривердейлу?
- Э-э… великодушно прошу… А почему, собственно, вас это интересует, сударь?
- Разрешите представиться, граф. Барон фон Шмуц, к вашим услугам.
Близорукие глазки старичка моргнули.
- Ага, вот, значит, как… Это все меняет… Вы - отец квестора Германа, полагаю?
- Нет.
- Неужели? Я был уверен…
- Я не отец Германа. Я его дядя.
- Ах, барон! Ну конечно же… А я - дедушка Джеймса. Он так и сказал - «дедушка».
SPATIUM II. ШПАГУ - КОРОЛЮ, ГОНОР - НИКОМУ, или ЖИЗНЬ СЕМЕЙСТВА РИВЕРДЕЙЛ
Дворянство Ривердейлы получили давно, еще при Пипине Саженном.
Семейная легенда гласит, что великий император, наголову разбитый ордой Элбыхэ-нойона в первом сражении при Шпреккольде, бежал в Бирнамский лес, опасный для случайных путников и вдвойне опасный - для особ королевского звания. Но случилось чудо. Деревья Бирнама, с древних времен непримиримые к венценосцам, на этот раз воспылали гневом к горстке телохранителей императора, превратив их в лакомые удобрения, - а он сам, раненный и обессилевший от скитаний, в конце концов обрел пристанище в хижине дровосека. Там его и нашли трое вольных стрелков-мародеров, возжелав отобрать у павшего величия одежду и драгоценности, а самого Пипина живым предать в руки злобного Элбыхэ для триумфальных пыток. Дровосек вначале колебался между священным долгом гостеприимства и долей в имуществе гостя, предложенной ему мародерами, но итог колебаниям отца подвел сын - девятилетний Марчин. Дитя схватило родительский топор, заслонило тоскующего императора и громко возвестило:
- Отец, не бойся! Нас трое против троих, и, значит, судьба еще не решена!
Через шесть лет, все при том же Шпреккольде, трубя победу, Марчин-оруженосец получил от императора дворянство и рыцарские шпоры. |