Метель взвыла с необычной яростью. Глядя на нас, Катя остановилась в нерешительности.

— Ступай к Сэниору, быстрее! — прокричала я, осознав опасность. Снег повалил стеной, я едва видела сквозь пелену, как удалялась к домику бегущая фигурка девушки.

— Стой, проклятая! Эй, мышка, я успел… — проревело со всех сторон словно через мощные усилители. Из мятущегося облака вынырнуло огромное меловое лицо с провалами глазниц. Бледный!

— Я уничтожу девчонку и ее плод. Я получу в наследство проклятый Ариус! И спалю его в гиене огненной, спалю дочиста!

В снежном вихре кружили, множась, глумящиеся маски, из оскаленных ртов вырывались языки пламени. Вот откуда явился в сказки семиголовый дракон! Давненько опаляет землю зло сатаны.

Катя… Боже, она упала и к ней, маленькой, скорчившейся на снегу, тянулись огненные змеи. Светлый мех обуглился, запахло гарью, сквозь метель я различила обнажившееся плечо девушки и ее тонкие руки, обхватившие колени. Она свернулась клубком, обороняя свой живот.

— Прочь, нечисть! — над лежащей Катей вырос рыцарь и золотистый кокон света окутал их. Снег таял, соприкоснувшись с сиянием и стекал ручейками, как по стеклянной тверди.

— Единоборство! Требую поединок! — взвыл монстр. — Только единоборство может решить, чья здесь власть!

Я стояла на коленях, прижимая к себе голову Виктора и не чувствовала пульсирующей в нем крови. Не чувствовала холода и даже страха. Может, мы уже умерли и битва мерещится мне в потустороннем видении? Среди снеговой круговерти, кишащей жуткими призраками, разворачивалась смертельная схватка. Жуткие твари высовывались из ледяного облака, как из складок дьявольского занавеса. Занавес опускался все ниже, покрывая своей липкой паутиной светлый кокон и он поблек, заколебался, как пламя гаснущей свечи. Я увидела, что спасаясь от Бледного, Сэниор оказался на парапете — гибкий одиночка над засасывающей пропастью. Хохоча и хрюкая, бледная маска изрыгнула вихрь. Ветер ударил в Катиного друга, сбивая его с ног. Еще мгновение — и шеф небесного десанта рухнет вниз. Ведь без защиты Ариуса он уязвим, как обыкновенный человек!

Я зажурилась, а когда вновь открыла глаза, увидела Катю. Голубоватая от призрачного света, в одном легком платьице, она потянулась к стоящему на чугунном барьере возлюбленному и вложила в его ладонь нечто крохотно-серебристое! Я услышала ее голос: «Дарю!» В ту же секунду от руки Сэниора, сжимавшей Ариус, ударил луч. Наливаясь рубиновым светом, он, словно гигантский меч, рассекал снежное облако. Страшно завыла вьюга, корчились и таяли кривлявшиеся уроды, бледные маски с кровавыми ртами сошлись в одну, она коробилась и темнела, как горящий лист бумаги, сжалась в обугленный ком и завалилась в пустоту, рассыпаясь прахом…

— Ловко вы ему поддали, сэниор, — появившийся возле Кати рыжий набросил на плечи девушки пушистую белую накидку. Буря утихла, как небывало. Снег падал легкими искристыми хлопьями. Рыжий отмахивался от него, будто от роя ос и зычно чихал. — И чего хорошего в местном климате? Вот уж ложные ценности, эти русские зимы. Сплошная простуда.

Он повернулся к нам: — Ага, чудесные зрители! Только, господин Блинов, похоже, чуток прихворнул. Чего ж это вы, батенька? А не погреться ли всем у камелька в хорошей компании?

— Выпейте-ка, Виктор Робертович, нашего винца. И даме не помешает. — ласково произнес чуть картавый голос. К моим губам прижался хрусталь и жаркая волна обрушилась в организм, согревая внутренности. В глазах прояснилось. И увидели они сразу многое — с необычной подробностью. Мы сидели за большим праздничным столом, сервированным с королевской роскошью — золотая посуда, неведомые яства, цветы тропические и наши — луговые.