|
Сколько я им ни говорил, что зарезал женщину в Париже, они мне не верят. Тем более, когда я их уверяю, что она была светская женщина и по уши в меня влюблена. А ведь это правда, и я всегда буду жалеть, что разыгрывал идиота. Но только я никогда не потерплю, чтобы со мной так обращались; слишком уж она обнаглела... Ты ничего не слышал о деле Жосее?.." ...Мегрэ замолчал, вынул трубку изо рта. После молчания, которое показалось Пардону очень долгим, комиссар как бы с сожалением добавил: - Мой клиент больше ничего не мог сказать. Этот Пополь, если только он существует, - потому что у этих людей богатое воображение, - по его словам, продолжал пить и в конце концов уснул... На следующий день он утверждал, что ничего не помнит... - Вы не обращались в полицию Венесуэлы? - Только официально, потому что суд ведь уже был. Там у них на учете сколько-то французов, у которых есть причины не возвращаться на родину. В их числе бывшие каторжники. В ответ на мой запрос я получил официальное письмо с просьбой сообщить дополнительные подробности, по которым можно было бы установить их личность. Существует ли Пополь? Оскорбленный в своей гордости самца и апаша тем, что Кристина Жоссе обращалась с ним так, как мужчина обращается с женщиной, подобранной на улице, захотел ли он отомстить ей? У меня нет никакой возможности узнать это. ...Он встал и подошел к окну, как будто желая рассеять тягостные мысли. Пардон бездумно смотрел на телефон. Немного погодя Мегрэ спросил его: - А что сталось с семьей поляка-портного? Настала очередь доктора пожать плечами. - Три дня тому назад меня вызвали на улицу Попенкур, - один из детей заболел корью... Я увидел там какого-то алжирца... Жена портного с ним сошлась. Она, кажется, немного смутилась и сказала мне: - Понимаете, только из-за малышей... |
