Но мне в общем-то плевать на эту ситуацию. Теперь лифт уже никуда не поедет. А, значит, бомба останется там же, где и должна быть.

Оттолкнувшись от стены, я снова прыгнул на лестницу, немного спустился по ней и снова отправил тело в полет. Чуть не промахнулся, но успел уцепиться пальцами за нижнюю часть проема, подтянул свое тело вверх, выбрался на этаж. И надавил ладонью на кнопку, вызывающую кабину.

Подошел к одному из трупов и снял с него ключ-карту.

Теперь, когда дверь лифта оказалась открыта, было прекрасно слышно, как кабина опускается вниз. Лифт скоростной, ехал быстро, иначе его приходилось бы ждать по пятнадцать минут, особенно если учесть, что пиджаки имеют обыкновение сновать с этажа на этаж.

Когда кабина приехала на этаж, внутренние двери отворились, я шагнул внутрь. Кнопки занимали чуть ли не всю боковую стену кабины. Еще бы, сто сорок этажей ведь. Я приложил ключ-карту к считывающему устройству, и загорелись все кнопки кроме последней. По-видимому, чтобы попасть туда, нужно обладать другим уровнем доступа. Например, ключ-картой самого Разумовского.

Ну хоть предпоследний этаж, а там что-нибудь придумаем.

Двери закрылись, лифт поехал вверх, из динамиков заиграла приятная музыка.

— Что там на камерах-то? — спросил я больше от нечего делать, чем от действительного интереса.

— Да их тут с миллион, — ответила Крисси. — Доедешь на этаж, посмотрю.

— Принял. Можешь заблокировать кнопки вызова, чтобы меня никто не отвлекал?

— Попробую, — ответила она. — Ага, сейчас… Сделала.

Я встал у стены лифта, откинулся на нее, закрыл глаза. Перед глазами стояли все убитые сегодня люди. Стоило оно вообще того? Нет, они знали, куда шли, когда нанимались работать на пиджаков. Наверняка им самим приходилось делать такие же вещи. Но все же…

Я открыл глаза, и увидел, что голограмма Чех вдруг снова оказалась рядом, он стоял возле стены. А ведь совсем недавно мы так же ехали в лифте убивать Легиона. Казалось бы, прошла пара месяцев, а ощущение такое, что это было в другой жизни.

— Чех, есть вещь, за которую ты отдал бы свою жизнь? — неожиданно для самого себя спросил я у него.

— Свобода, — ответил он. — После армии это понял. Свобода — это самое главное. Ради нее не жалко умереть.

Вот так вот. Выбор между свободой и неволей. Причем не индивидуальная свобода, о которой говорил мой друг, а общественная. Молодые парни продолжат идти в банды или наемники, а девчонки — в бордели. В Новой Москве и всей России сохранится статус-кво. Но какими бы хреновыми не были бы обстоятельства — это их выбор. Нельзя лишать его людей. Никого нельзя сделать счастливым насильно, только с помощью гормонов.

Пискнул звуковой сигнал, и лифт открылся. Мне в грудь тут же прилетела очередная порция свинца.

— Там пятеро, — сказала Крисси.

— Я и сам вижу, — прорычал я.

Вскинул автомат, высадил длинную очередь в сторону одного из врагов.

Множественные пулевые ранения грудной клетки. Повреждения внутренних органов. Мгновенная смерть.

Прижался к стене, сорвал с разгрузочного жилета предпоследнюю гранату, активировал ее швырнул в коридор. Однако секунду спустя я увидел, как открылись два вмонтированных в потолок люка, и из них выехали турели. Секунду спустя они уже навелись на меня.

Да какого хуя? Все системы защиты здания расценивали меня, как своего, а эти… Да и Крисси, очевидно, не поможет, раз уж она не предупредила меня сразу. Видимо, они тоже подключены к отдельной подсети.

Я выскочил из лифта и побежал в противоположную сторону, за спиной раздался взрыв. Если автоматные пули не могут причинить мне особого урона, то пулеметная скорее всего пробьет мою и так порядком искореженную броню.