Я велела ей принести горячей воды и отослала ее прочь. Мне неприятно было ощущать на себе взгляд ее пронырливых глаз.

Несмотря ни на что, я совсем не собиралась бежать из дому. Помимо того что мне некуда было идти, я была уверена, что соглядатаи Клэра следят за мной. Мне не хватало только унижения быть схваченной и возвращенной с позором обратно. Я вспомнила огромные грубые ручищи борца из Лондона, его ехидную ухмылку, и мне буквально стало тошно от одной только мысли, что эти руки коснутся меня.

Я взяла книгу и попыталась рассеяться, но не смогла. Я сидела, уставившись на догорающий огонь, и неотрывно думала об одном и том же. От тепла камина меня клонило в сон, и я почти задремала, когда слабый звук у двери заставил меня окончательно проснуться.

Это не был стук в дверь или скрип поворачивающейся ручки, звук скорее напоминал царапанье когтей собаки. Дверь не была закрыта: после отъезда Клэра эта предосторожность казалась мне излишней. Теперь, следя за медленно открывающейся дверью, я очень сожалела об этом упущении.

Дверь приоткрылась на самую малость, и тотчас что-то белое появилось в образовавшейся щели и упало на пол. Шорохи и движение за дверью прекратились, но мне показалось, я расслышала слабый скрип, словно кто-то кравшийся на цыпочках наступил на скрипучую половицу.

Я подошла к двери и, набравшись мужества, открыла ее. В холле, освещенном лампами, никого не было видно, а у моих ног лежал свернутый листок бумаги.

На этот раз, перед тем как прочесть записку, я закрыла дверь на замок Я до сих пор помню каждое слово той записки:

«Любовь моя. Приходи ко мне. Я жду тебя снаружи внизу, у каменной лестницы. Не подведи меня, сама моя жизнь зависит теперь от твоих действий».

Под запиской стояла подпись: «Джонатан».

Я подбежала к окну и бросилась обратно, сжимая в руке скомканную записку. Конечно, вряд ли он будет стоять перед домом с фонарем в руке. Я заметалась по комнате, как мышь в мышеловке. Где мой плащ? Мне надо надеть теплый плащ и крепкие башмаки… Взять драгоценности, они мои по праву, если не по закону. Я не оставлю Клэру драгоценности моей матери.

В конце концов я позабыла про башмаки на деревянной подошве. Накинув плащ на одно плечо и держа под мышкой тяжелую шкатулку с драгоценностями, я выбежала из комнаты в черных шелковых туфлях и открыла дверь в спальню Клэра. Там было тепло, жарко пылал камин, всегда топившийся по приказанию хозяина. Я была уже на середине комнаты, как вдруг резко остановилась, словно ударившись о крепкую невидимую стену.

Должно быть, в такие моменты возникают мысли о предчувствиях. Я услышала как наяву чей-то предупреждающий голос, почувствовала, как чья-то рука схватила мою и заставила остановиться.

Забыв про крайнюю спешку, я медленно вернулась к себе в комнату. Записка лежала на полу, там, где я ее бросила. Я расправила бумагу и заново перечла записку.

В ней заключалась причина таинственного предупреждения — не в ангеле-хранителе и не в сверхъестественности. Я знала Джонатана. Мне не был известен его почерк, но в этом не было нужды. Джонатан не мог написать такой записки.

Я морщилась, перечитывая неуклюжие цветистые фразы. Нет. Джонатан никогда бы не написал подобное. Он никогда не упомянул бы об опасности, грозящей его жизни… Да и сами эти слова не подразумевают такого. У них был двойной смысл. Их можно было без труда истолковать как несдержанное признание участника обычной любовной интрижки.

Так я столкнулась еще с одной хитрой выдумкой Клэра, и ее следовало рассматривать с двух различных точек зрения.