— Я понимаю, что должен извиниться перед вами за свое вчерашнее поведение. Несомненно, вы неправильно поняли мое замечание и отношение. Да, меня сразу же вывели из себя ваши вопросы в присутствии служанки. Вы должны признать, что вели себя не лучшим образом. Но мне не следовало платить вам тем же. Прошу меня простить.

Извинение не отличалось особой щепетильностью, но я даже в мечтах не могла рассчитывать на подобное. Я потеряла дар речи: мне так хотелось примирения.

Его жесткость смягчилась, он даже слегка улыбнулся.

— Давайте пообедаем. Кажется, миссис Эндрюс собирается угостить нас ранней земляникой.

В течение всего обеда хорошее настроение не оставляло его. Он даже поинтересовался слухами о больных в деревне, как будто не запрещал мне туда ездить.

— Да, в деревне есть больные, — сказала я робко. — Не думаю, что это брюшной тиф, но не знаю, что это может быть. Я думала о докторе, но…

— Ближайший доктор в Лидсе. Но это вряд ли им поможет: они боятся докторов, эти люди, и упорно держатся за старые домашние средства.

Его тон был настолько мягок, а рассуждения так доброжелательны, что я осмелилась продолжить:

— Я подумала, что все дело в плохом воздухе и воде. Дома обветшали и не ремонтируются, крыши текут, и в домах всегда сыро, даже в теплую погоду.

— Так вы считаете меня плохим лендлордом, не так ли? Вы говорите, как реформатор. Не посылает ли вам ваш старый обожатель трактаты и памфлеты?

— Мои выводы основываются на собственных наблюдениях, — запротестовала я. — Вам известно, что я не получала ни одной записки из Лондона, даже от моей тетки.

— Я шучу. — Клэр ел землянику с аппетитом, но я знала, что он следит за мной из-под опущенных ресниц. — Мистер Джонатан этим летом за границей. Время от времени я общаюсь с вашим поверенным, так что я в курсе всех слухов.

— Но вернемся к домам в деревне, — сказала я, не обращая внимания на этот поворот в нашем разговоре. — Нельзя ли что-нибудь сделать для их ремонта? И река так загрязнена; они говорят — отходы от фабрик…

— Да, да, я слышал подобные разговоры, — прервал Клэр. — Бедные всегда любят винить в своих несчастьях кого-нибудь, в особенности богатых. Однако, если вас так сильно это заботит, я подумаю над этим вопросом. Возможно, на будущий год, когда мой доход станет более устойчивым…

Я больше не настаивала, я и так не ожидала многого. И конечно, мне не хотелось приставать к нему с делом, которое его раздражало; его доброжелательность была так приятна.

Слуги, казалось, мгновенно узнали об изменениях в наших отношениях. Когда миссис Эндрю-с принесла нам поднос с чаем, ее круглое лицо расплылось в улыбке, а вечером, когда Клэр уехал, я пригласила ее выпить со мной чашечку чая, как делала иногда и прежде. Я чувствовала себя такой счастливой и умиротворенной, что хотелось поделиться своим счастьем с другими.

Мы болтали о пустяках, а потом, желая излить обуревавшие меня добрые чувства, я упомянула мистера Флитвуда и сказала, что восхищаюсь его проповедями.

— Ох, у него действительно язык ангела, — сказала миссис Эндрюс с улыбкой. — Он всегда был таким, даже в детстве.

Я почувствовала, что она склонна к откровенности, и, усевшись поудобнее, приготовилась ее слушать. Теперь она знала меня лучше, чем в первую неделю после приезда, когда она высказалась столь категорично о проповеди священника.

— Вы уже давно его знаете?

— Да, он из этих краев, еще когда господин Эдвард не жил здесь. Раньше его семья была состоятельной. Они жили в том большом доме на другом конце деревни.