Они услышали тяжелые шаги. Засов отодвинули, и дверь распахнулась. Высокий, неряшливо одетый мужчина отступил назад.

— Что... Кто... — выдавил он из себя. Очевидно, он ожидал увидеть какого-нибудь торговца.

Судья Ди тихо изучал лицо мужчины с черными усиками и большими подвижными глазами. Длинное коричневое платье, испачканное краской, болталось на его плечах, черная шапка протерлась до дыр.

— Вы господин Ли Го, художник? — вежливо спросил судья Ди. Мужчина молча кивнул, и судья продолжил: — Я судья Ди, а это мой помощник, Ма Чжун. — Увидев, что лицо Ли побледнело, он снова заговорил любезным тоном: — Не дела привели меня к вам, господин Ли! Меня интересует пейзажная живопись, а я слышал, что вы большой ее знаток. Во время утренней прогулки я случайно оказался по соседству и решил зайти к вам посмотреть наши работы.

— Это большая честь, мой господин! Очень большая честь! — быстро произнес Ли. Потом его лицо помрачнело: — К сожалению, сейчас мой дом в ужасном состоянии. Мой помощник не пришел домой этой ночью, а убирается обычно он. Если бы Ваше превосходительство зашли, скажем, после...

— Ничего страшного! — весело прервал его судья и прошел в полутьму за дверью.

Художник провел их в большую комнату с низким потолком в задней части дома. Ее слабо освещали два широких окна, заклеенных грязной бумагой. Художник подвинул к столу шаткий стул с высокой спинкой, а Ма Чжуну предложил бамбуковый табурет.

Пока Ли готовил чай на столике у стены, судья Ди оглядел разбросанные по столу рулоны бумаги, шелка и вазы с кистями. Краска в маленьких тарелочках засохла и превратилась в растрескавшуюся корочку, чернильницу покрывала тонкая пленка пыли. Очевидно, художник завтракал: на другом конце стола стояла треснутая миска с рисовой кашей, а рядом, на клочке промасленной бумаги, лежала небольшая кучка маринованных овощей.

На левой стене висели десятки пейзажей, написанных черной краской на белом фоне. Некоторые из них показались судье довольно сильными. Однако, повернувшись к противоположной стене, он нахмурился. Там все картины изображали буддийские божества. Это были не спокойные прекрасные боги и богини старого буддизма, а полуобнаженные свирепые демоны более позднего эзотерического учения. Ужасные фигуры богов со множеством голов и рук, чудовищными лицами, глазами навыкате и широко раскрытыми ртами, украшали гирлянды человеческих голов. Некоторые из них сжимали в объятиях богинь. Эти картины были выполнены в цвете с изобилием золотых и зеленых красок. Когда Ли поставил на стол две чашки чая, судья заметил:

— Мне нравятся ваши пейзажи, господин Ли. В них вы стремитесь к великолепию древних мастеров. Художник казался довольным.

— Я люблю писать пейзажи, мой господин. Весной и осенью я надолго отправляюсь в горы к северу и востоку от нашего города. По-моему, во всей области не осталось ни одного пика, на который бы я не забирался! В своих картинах я пытаюсь передать суть увиденных природных сцен.

Судья Ди одобрительно кивнул. Он повернулся и показал на религиозные картины.

— Зачем такому возвышенному художнику, как вы, опускаться до изображения варварских ужасов?

Ли сел на бамбуковую скамейку перед окном. Ответил он с натянутой улыбкой:

— Пейзажи не могут наполнить чашку рисом, мой господин! А на эти буддийские свитки большой спрос среди татарского и уйгурского населения нашего города. Как известно, эти люди верят тому отвратительному учению, по которому соединение мужчины и женщины воспроизводит соединение неба и земли и одновременно указывает путь к спасению. Эти люди отождествляют себя со свирепыми богами и богинями. Их обряды включают...

Судья Ди поднял руку:

— Мне прекрасно известны отвратительные оргии, совершаемые под прикрытием религии.