Герлоф поднял руку.

– Это я понял, – сказал он мягко. – Иногда очень трудно удержаться. Но ты там был, на шоссе… как ты думаешь, это действительно был несчастный случай?

Юнас задумался.

– Не знаю… Знаю только, что дядя Кент за ним гнался. Темно было…

– Ты ничего не мог сделать, – утешил его Герлоф. – Это взрослые устроили всю заваруху. Как всегда…

Юнас подумал немного и сказал только то, что пришло ему в голову:

– Скверная история.

– Еще какая скверная. На следующей неделе похороны Иона… Но знаешь, что я тебе скажу, и весь двадцатый век выдался скверным. Может, двадцать первый будет получше… – Герлоф устало улыбнулся и добавил: – Это будет твое время.

Юнас не знал, что еще сказать. Мать его не торопила, но он слышал, что она даже мотор не заглушила.

Он отступил на шаг:

– Нам пора…

– Ты с мамой?

– Да…

Герлоф кивнул:

– Конечно… лето кончилось.

Он протянул руку, и Юнас ее пожал. Сухая старческая рука с темными пятнами.

Он пошел к машине, но у самой калитки обернулся.

Герлоф поднял руку, прощаясь. И Юнас помахал ему – со странной смесью грусти и облегчения.

Стоял погожий солнечный день. Белый красивый гроб. Герлоф поймал себя на том, что невольно прислушивается, но все было тихо. Само собой. Никто не стучал.

Могилу вырыли к западу от церкви, далеко от участка, где хоронили всех Клоссов.

Туда Герлофа вовсе не тянуло. Он постоял немного у засыпанной могилы и медленно побрел к выходу.

Высоко в небе парили две большие птицы. Похоже, канюки. Неужели уже собрались в Африку? Рановато – еще только середина августа…

– Герлоф? Тебя подбросить?

Сын Иона, Андерс.

Ему уже предлагали подвезти дочери, Лена и Юлия, но он махнул рукой – они торопились домой, в Гётеборг. Но Андерсу он не отказал.

Тот помог ему забраться на пассажирское сиденье. После того дня ноги совсем отказывались служить хозяину.

– Ты в этот свой… дом престарелых?

– Знаешь… отвези меня домой. Посмотрю, как там и что.

Андерс включил скорость. Некоторое время они ехали в молчании.

– А Ион любил меня, Андерс? Как он считал…я к нему хорошо относился?

Андерс выехал на шоссе, набрал скорость и только тогда ответил:

– Он, по-моему, об этом никогда и не думал… Сказал как-то, что ты ни разу за всю жизнь ничего ему не приказал.

– Разве? Мне кажется, я только и делал, что приказывал…

– Не-а. Отец говорил, ты не приказывал, а спрашивал.

– Как это?

– Ну, например… ты не хочешь взять риф на гроте, Ион? Что-то ветер усилился… Он и брал рифы. Сам видел – усилился ветер.

– Ла? Что ж… может быть.

Они опять замолчали, и, только когда свернули в поселок, Андерс небрежно сказал:

– Я ее вчера на воду спустил.

– Кого спустил? – Герлоф не понял. Он думал о Ионе.

– Ну… лодку твою.

– Шлюпку, что ли?

– Ну да… шлюпку. Делать было нечего, я пошел и сволок ее в воду.

– И как? Не утонула?

– Течет, конечно. Но не сильно. Пусть в воде постоит, пока обшивка набухнет.

– Спасибо, – сказал Герлоф.

Но думал он о другом.

Что они сделали не так?

Можно было не задавать себе этот вопрос.