Мысль о трех днях мучений была просто невыносима.

Остался только один вариант. Именно тот, к которому Кель поклялась никогда не прибегать. Она всегда сразу оплачивала свои покупки. Никогда за всю жизнь она не брала взаймы и не пользовалась ссудами. Ее родители брали, обрекая себя на кабалу в будущем, чтобы заплатить за настоящее. Вот только в будущем тоже приходилось платить. Они так и умерли, в нищете и голоде.

Кель зареклась никогда не опускаться до такого. Она всегда платила, несмотря ни на что.

Вот только теперь у нее не осталось ничего по всем фронтам. Ни единого кредита, никакого барахла.

Феджин всегда с удовольствием давал наркоманам в долг. Кель никогда не брала.

Но, видимо сегодня придется. Другой вариант… ну что ж, других вариантов нет. Ей позарез нужна доза, и, если для этого придется продать душу Феджину… что ж, все равно продавать больше нечего.

Все еще опасаясь поднимать ноги, Кель пошаркала к двери из квартиры, вышла и направилась вдоль Джунипер-уэй к Фрэнси.

Фрэнси хорошая. Она всегда нравилась Кель. Фрэнси поймет. И поможет.

Только сперва надо потолковать с Гарольдом. Нельзя потолковать с Фрэнси, предварительно не обсудив все с Гарольдом. Кель ненавидела эту процедуру. Все потому что Гарольд знал, что он единственная дорожка к Фрэнси. Поэтому он задирал нос и держался со всеми так, словно его дерьмо не пахло.

В это время, то бишь рано утром, Гарольд всегда зависал в кафе «Кэнси», японском бистро, в котором подавали хороший чай, и который Кель терпеть не могла. Гарольд просто сидел на чае, и потому (как же он невыносим с этим чаем, точно Мэй со своим кофе) каждое утро проводил здесь. Опять же, его устраивало, что люди без труда могут найти его.

Когда Кель наконец добрела до «Кэнси», Гарольд сидел за одним из столиков на улице и болтал по смартфону. Кель почувствовала зависть.

«О чем ты думала, когда продавала смартфон? Как ты жить без него собралась, тупая наркоша?»

Несмотря на то, что чертов солнечный свет практически не проникал в Трущобы, Гарольд всегда носил огромные зеркальные очки на пол лица. Они были нарасхват в Верхах лет пять назад, когда из-за вспышек на солнце люди бросились защищать глаза. Кель вспомнила, что видела по СНВ историко-познавательную передачу об этом, еще до того, как закончилась подписка. Сейчас, за исключением Гарольда, практически никто не носил такие очки. И вот такие очки плотно сидели на округлых щеках Гарольда, а по верхней границе оправы, включая лоб, их прикрывала пышная, песочного цвета шевелюра.

Мужчина жестом пригласил Кель сесть, напротив. Владелец «Кэнси» держал дюжину круглых столиков на улице рядом с кафе, с четырьмя стульями у каждого. Точнее так задумывалось — у столика Гарольда стояло только два стула, а у двух соседних их было по пять.

Отчаянно пытаясь скрыть мандраж, и преуспев в этом лишь отчасти, Кель присела.

— Ага, я в курсе. Ясно. Понятно. Слушай, Андрес, я тебе сочувствую, правда, но «простите-извините», не прокатит в заварушке с протоссами, смекаешь? Протоссы… а ты в курсе, что эти инородные уроды имеют нас во все дыры по полной? Андрес, да ты вообще новости по СНВ смотришь, не? Короче слушай, если груз расхреначен, значит расхреначен, но доставка грузов — это твоя проблема, не моя. Значит, тебе ее и решать. Что значит, когда? Андрес, если ты завтра не привезешь мне тёрк, то я достану его из твоей задницы, Андрес. Я же сказал, выкручивайся сам, как хошь. Если будет недостача, мне придется потолковать об этом с Фрэнси, и я это сделаю. А она потолкует с Феджином. А знаешь, что сделает Феджин? Именно так, мать твою, он спустит на тебя Блонди. Нет, это не байки, дебил. Я ее видел. Не хочешь, не верь, но я тебе отвечаю, если ты подставишь Феджина с товаром, Блонди поджарит твои недомозги куда круче, чем любая армейская мозгопромывалка.