— Эй, ты что, там примерз? Давай быстрее! — прикрикнул на него мордастый старлей из конвоя НКВД.

Иван оставил без внимания окрик, спустился вниз, наклонился к сугробу, зачерпнул пригоршню снега и уткнулся лицом.

— Ну, я тебя сейчас умою! — взвился старлей и схватился за кобуру.

«А, может, кончить все разом? Съездить по роже зажравшейся тыловой крысе! Один выстрел, мгновенная боль и больше ничего. Ни изматывающей бессонницы допросов, ни пыток, ни мучительной смерти в ледяном бараке», — подумал Плакидин.

Пронзительный сигнал заставил его встрепенуться, а конвой принять сторожевую стойку. К самолету мчалась машина с цековскими номерами. Из нее на ходу выпрыгнул высокий майор. Иван бросил на него взгляд. Лицо майора показалось знакомо.

«Где я тебя встречал? Где? А, ты отвозил меня к Поскребышеву», — вспомнил Плакидин.

— Отставить! Он следует со мной! — майор остановил конвой НКВД.

— А ты кто такой, чтобы командовать? — взвился старлей, а его напарник положил руку на кобуру.

— Сбавь обороты! Я — от ЦК!

— И что, теперь на колени упасть?

— Надо будет — и раком станешь!

— Чт-о-о?

— Отойди! — надоело пререкаться майору.

— Вали сам! У меня приказ наркома! — не уступал старлей.

— С каких это пор энкавэдэшники партией командуют? — отмахнулся майор и приказал: — Плакидин, садитесь ко мне!

Иван шагнул к машине, конвой НКВД нехотя расступился.

— Так-то оно лучше, а то сразу за пушки хвататься, — хмыкнул майор.

— Я буду докладывать! Как ваша фамилия? — прорычал позеленевший от злости старлей.

— Докладывай! А фамилия самая, что ни на есть, обыкновенная, на ней пол-России держится — Иванов! — с вызовом ответил майор и сел на переднее сиденье.

Иван забрался на заднее. Он без сил откинулся на спинку и несколько минут не мог шелохнуться. Перед глазами промелькнули заснеженное взлетное поле, будка с часовым, а дальше дорога пошла лесом. Вскоре лес закончился, и начались пригороды Москвы. Плакидин к этому времени пришел в себя и с жадным любопытством осматривался по сторонам.

Перед ним была Москва, но она не походила на ту, которую он покинул в ноябре 41-го года. Реже попадались развалины домов — саперы и добровольцы убрали следы фашистских авианалетов. Огромные туши аэростатов нависали только над центром города и Кремлем. Впереди блеснули на солнце купола Архангельского собора, и машина свернула на знакомый Плакидину маршрут. Слева промелькнули и остались позади красная громада Музея революции и приземистое здание Манежа. Он уже не сомневался — ехали на Кропоткинскую, на явочную квартиру Особого сектора ЦК.

Машина остановилась у знакомого парадного подъезда, а позади, метрах в тридцати, приткнулась эмка с энкавэдэшниками.

— Вот же псы! Никак не отвяжутся! — проворчал майор и шагнул к двери.

Иван с трудом поспевал за ним и терялся в догадках, что его ждало впереди. На лестничной площадке четвертого этажа дорогу преградили двое в штатском. Майор сделал им знак — они поднялись на этаж выше — и открыл дверь квартиры. В прихожей их встретила хозяйка. Кивнув Ивану, приняла пальто и проводила в гостиную.

Навстречу ему из кресел поднялись Поскребышев и Пономарев.

— Здравствуй, Иван, рад видеть тебя в здравии! — тепло поздоровался Поскребышев.

— Хорошо выглядишь, — присоединился к нему Пономарев и, многозначительно подмигнув, предложил: — Алексей Иннокентьевич, может сразу к столу.