— Какую ценность? — снова не понял капитан.

— Да дочку свою! Любку!

— Вот дрянь баба! — в сердцах воскликнул капитан, до которого наконец дошло. — Собственным ребенком торговать вздумала. И что дальше?

Нас с подругами это тоже чрезвычайно интересовало. Но, увы, в этот момент внимание Виктора что-то снова отвлекло.

— Нет, ты глянь, вот паскуда! — неожиданно выругался он. — Верно говорят — помяни черта, и он тут как тут! Приперлась!

— Кто?

— Кто! Ты глаза-то разуй! Теща моя бывшая притащилась! Раиса Захарьевна, чтобы ей прострел во все кишки! Сейчас услышишь, шум какой подымет, как узнает, что Любка померла!

И Виктор начал тяжело подниматься из-за стола. Мы с подругами первыми выскочили на улицу и поэтому первыми увидели невысокую темноволосую женщину с решительным лицом и маленькими пронзительными глазками, шагавшую к дому с таким видом, словно за ней выступала по меньшей мере многотысячная армия с боевыми орудиями. На самом деле вся армия представляла собой одного-единственного высокого парня со слащавым и очень уж испитым лицом и длинными, давно не мытыми волосами. Одет он был хоть и в дорогие вещи, но как-то неопрятно. Замшевая куртка залоснилась на сгибах. Отворот рубашки был явно не свежим. Кроссовки были какими-то серыми, а дорогие джинсы оказались украшены несколькими декоративными подтеками, оставшимися от красного вина или соуса.

— С сынком прибыли, Раиса Захарьевна! — услышали мы за своей спиной голос Виктора. — Что? Выпустили уже мальчика?

— А тебе-то что? — сурово ответствовала женщина. — Не к тебе, чай, приехали. К дочери! Ты-то что тут делаешь?

— Дом-то мой, — отозвался Виктор.

— Дом ты моей дочери после развода отписал! — решительно сказала Раиса Захарьевна. — Раз и навсегда! Сделка обратного хода не имеет! Дом — наш! Вон и покупатели приехали, — углядев нас троих, заявила Раиса Захарьевна. — Уезжай, Витя, по-хорошему. Не позорься перед людьми!

— А чего мне позориться! Дом я Любке дарил, а не вашему сыночку, который с нар не слезает!

— Ей и дарил, — согласилась Раиса Захарьевна, поднимаясь на крыльцо и тесня мужчин. — Никто не спорит. Где дочка?

На этот вопрос Виктор ответить не решился и молча ушел в дом.

— Где Любка? — этот вопрос был адресован капитану, который тоже что-то смущенно пробормотал и ретировался.

— О, — уперла руки в боки Раиса Захарьевна, — погляди на них, Митенька! Тебя упрекают, а сами с утра пораньше уже зенки до бровей залили! Слова сказать не могут!

— Да ладно тебе, мама, — капризно заявил сынуля. — Сама же Любку за это чмо отдала! Не с милицией же нам Виктора отсюда гнать, тем более что он с ней и пьет.

И парень, хохотнув, обнаружил существенную недостачу зубов.

— Продадим дом, он и отстанет, — добавил он, кинув на нас оценивающий взгляд.

Его мамаша тоже наконец обратила на нас внимание.

— Вы ведь покупатели? — спросила она. — Дочку мою не видели?

Мы с подругами оглянулись по сторонам. Но двор словно вымер. Прапор и Женька, которые только что крутились поблизости, в один момент испарились, словно их и не было. Коля с экспертом все еще находились возле тела Любки в старом доме. А Виктор с капитаном и Любимой носа из дома не казали. По всему выходило, что ужасную новость родным Любки предстояло сообщить нам. Одна была надежда, что, судя по рассказам Виктора, они не станут слишком убиваться по своей сестре и дочери.