— Сейчас простерилизую и буду зашивать...  Глубоко, черт побери, слишком глубоко. — она склонилась над моим телом.

— О, Господи. — он побледнел.

— Ладно, очухается. Ты лучше подумай что им сказать, чтобы они ее забрали сейчас…А не то какая разница, что я тут с ней вожусь?.. Кстати, если все пойдет как надо, ее надо будет напичкать снотворным, а то вдруг ненароком в вертолете придет в себя… Ты сильно рискуешь, Франс, очень сильно… Они могут не поверить…

Он долго смотрит на свои руки, переводит взгляд на пол. Он прячет лицо в окровавленных ладонях, а потом вздрагивает.

— Почему он вздрогнул тогда, когда ты зашивала мне рану? — спросила я спокойно.

— Ты произнесла его имя… — мгновенно ответила она. — Откуда ты это знаешь?

— Это уже не имеет значение. — я закрыла глаза.

— Ты знаешь, именно тогда я поняла, что ненавижу тебя! — эти слова она почти прокричала, и нажала курок.

Щелчок и тишина. Я горько улыбнулась. Я поняла одну страшную истину. Истина приходит с последним вздохом, как некоторая компенсация за страдания. Я поняла все. Я поняла, что неведомая сила хранит мою жизнь не просто так. Я поняла суть моего желания и его последствия. Чудом прошедшая анкета, мое зачисление в стройные ряды доблестных колонизаторов темной стороны, чудесные спасения в безвыходных ситуациях и самое главное…

— Закончились патроны… — выдохнула она, — ты невезучая. Не смейся. Тебе же хуже. Вместо легкой смерти тебе придется помучаться.

И тогда она бросила пистолет в снег и ловко выхвалила нож. И словно в замедленной съемке я видела, как он летит к моему сердцу, и как его поглощает тьма.

Между нами стоял он. В черном расстегнутом кашемировом пальто с рукавами три четверти, из его рта валил пар. Он стоял ко мне вполоборота, и его длинные волосы были собраны в хвост. Только некоторые пряди свободно падали на лицо. Он был бледен и тяжело дышал.

Он резко повернулся ко мне спиной и на снег упал нож. Я стояла, прислонившись к холодной стене, и не могла пошевелиться. Он упал на колени, подхватив ее оседающее тело. Я не могла понять, что там произошло. Я слышала лишь тихий женский голос:

— Ну, вот и все… Ты сделал свой выбор...  Я… я… люблю тебя... .

Скажи… скажи, что ты меня любишь… Такая любовь заслуживает взаимности… Ты ведь любишь?

— Да. — его голос был тих.

— Наклонись… — прошептала она, и его голова склонилась над ней.

Потом он встал. И на снегу в темном кровавом пятне, раскинув руки, лежала Джин. Она была так же красива, как и при жизни: снежинки, падали на ее темные локоны, а глаза были полуоткрыты, только поразительная бледность лица и неестественно запрокинутая голова выдавали присутствие смерти. Он встал ко мне спиной, и я не могла разглядеть его лица, чтобы понять, что он сейчас чувствует. Но можно было предположить.

— Пойдем. — сказал он не глядя на меня.

Я не шелохнулась. Он сделал несколько шагов вперед.

— Я не собираюсь повышать голос. Пойдем! — он остановился.

На его черное пальто ложилась снежинки. Он встряхнул головой, и устало сказал:

— Не упрямься. Ты же не хочешь тут оставаться?

— Хочу. — спокойно произнесла я. — Если ты ее так любишь, почему ты выбрал меня?

— Ты просто ничего не понимаешь! — он повернулся ко мне. Он с трудом сдерживал себя.

— Нет, это ты не понимаешь! — Я наклонилась за пистолетом. Он напряженно смотрел на меня.