|
Но мне он нравился.
Они выпили. Я тоже отхлебнул глоток из своего стакана. Напиток был крепким.
Глава 13
Начав разговор, дядя Эм и миссис Червински сразу же ударились в воспоминания, и я перестал их слушать. Они снова наполнили свои стаканы, но я не любил джин и не торопился их догонять. Я думал о Рите. Имя Лона Стаффолда, произнесенное дядей Эмом, вырвало меня из приятного оцепенения.
— Да, — говорила Фло. — С ним было трудно ладить, впрочем, как и с большинством карликов, которых я знала. Он был страшно недоверчив, но если кому-то удавалось добиться его расположения, он проявлял себя с хорошей стороны. Он никогда не говорил о себе. Я прекрасно знаю, что он из себя представлял, но эти сведения я собирала по крохам.
— Сколько времени он здесь жил? — спросил дядя Эм.
— Четыре, нет, в ноябре будет пять лет. Ему было около тридцати, когда он сюда приехал. В цирке он не прижился. Он ненавидел цирк всей душой и поклялся никогда там больше не работать. Ему не хотелось выставлять свое уродство напоказ: это его страшно раздражало. Если кто-то хотел с ним поладить, он не должен был подавать вида, что имеет дело с карликом. И никогда не упоминать о его росте.
— А что он делал до того, как приехал сюда? Вейс сказал, что он бросил работу на ярмарке шесть-семь лет назад. По твоим словам, он прожил здесь около пяти лет. Чем он занимался раньше?
— Он жал в Толедо. Думаю, у него был газетный киоск или что-то в этом роде. Он знал это дело. Когда он открыл здесь киоск, чувствовалось, что он не новичок.
— Он преуспевал? У него водились деньги?
— Не всегда. Он едва зарабатывал на жизнь и часто жаловался на стесненные обстоятельства. Большей частью он жил в кредит одну-две недели, а потом расплачивался. Я сама пару раз одалживала ему деньги — но не больше пяти долларов.
— Однако, когда он уезжал отсюда, он был при деньгах. Вейс сказал, что он заплатил тебе за две недели вперед, чтобы ты оставила за ним комнату.
— Это правда, — подтвердила миссис Червински. — Он продал свой киоск за двести долларов.
— Да, Вейс говорил. Я совершенно забыл. Это означает, что он собирался вернуться в Цинциннати, но не хотел больше продавать газеты. А ты имеешь хоть малейшее представление о том, что он намеревался делать дальше?
— Нет, Эм. Он был страшно скрытным. Но однажды он вскользь дал понять, что вернется обратно с деньгами. Он говорил, что собирается отдохнуть от работы.
— Это было около трех недель назад, Фло. Этой ночью исполняется ровно две недели, как он был убит. Когда он уезжал отсюда, ярмарка Хобарта как раз отправлялась в Эвансвилль. Как ты думаешь, он поехал именно туда?
— Не знаю, Эм. Думаю, полиция прочесала все вокзалы и автобусные станции, чтобы узнать, куда он брал билет. Карлик — запоминающаяся фигура, его должны были заметить. И тем не менее никто не вспомнил, куда он направлялся. Ты полагаешь, что он поехал в Эвансвилль к Хобарту?
Дядя Эм пожал плечами.
— Трудно себе представить, каким образом он оказался в Эвансвилле. Карлик не может спрятаться: он для этого слишком приметен. Я уверен, что до приезда на ярмарку он болтался где-то в другом месте. Послушай, Фло, у него было много костюмов?
— Три. Вейс сказал, что его нашли совершенно голым. Это правда?
— Да.
— Он уехал отсюда в своем лучшем костюме. Остальные два лежат здесь. Он отправился налегке, прихватил с собой только маленький чемоданчик. Туалетные принадлежности, пара рубашек на смену, носки — вот и все. Основная часть его белья осталась в его комнате.
— Если он намеревался находиться в отъезде полмесяца, то должен был взять гораздо больше вещей, — заметил я. |