Чарли чувствовал себя, словно мальчишка, решивший удрать на Дикий Запад, чтобы вместе с ковбоями пасти бесчисленные стада лонгхорнов. Он только что послал к черту блестящую карьеру, но, как ни странно, нисколько об этом не жалел. Должно быть, он спятил, спятил окончательно, и это было… прекрасно! Чарли решил даже позвонить в Лондон старым друзьям, чтобы поделиться с ними своими новостями, но сразу раздумал. Он устал от их сочувствия, от осторожных расспросов и не хотел послужить объектом новых сплетен и пересудов. К тому же все эти люди продолжали встречаться с Кэрол и Саймоном, а Чарли не хотел знать ничего о том, как у них идут дела. Поэтому он сел на диван и, отвернувшись от телефона, попытался представить себе, что сказала бы Кэрол, если бы узнала, что он оставил фирму – быть может, на несколько месяцев, а быть может, навсегда. Скорее всего, она была бы потрясена и в лучшем случае подтвердила бы диагноз, который Чарли сам себе поставил. Мысль об этом слегка огорчила его, однако Чарли тут же подумал, что вся прелесть его нынешнего положения в том и заключается, что он вовсе не обязан отчитываться перед кем‑либо и давать какие‑либо объяснения. А это хоть маленький, но все же плюс!

Немного успокоившись, Чарли принялся паковать свои вещи. Покончив с этим, он прибрался в квартире и провел ревизию холодильника, выкинув оттуда начатый пакет молока и несколько упаковок полуфабрикатов. Отъезд Чарли назначил на завтра, на восемь часов утра, но, поскольку на месте ему все равно не сиделось, он вышел на улицу и, поймав такси, отправился забирать из проката свою машину.

По пути через деловой центр города он видел празднично оформленные витрины супермаркетов, толпы людей на улицах и радовался тому, что уезжает. Ему не хотелось оставаться в городе, где люди веселятся, танцуют, смеются, делятся планами на будущее, желают друг другу здоровья и счастья. Всего год назад он тоже был счастлив; у него были работа, дом, жена, с которой он встречал Рождество, но все это исчезло, словно унесенное внезапным порывом злого ветра, и он остался совершенно один. У него не было ничего своего, кроме машины, да и то взятой напрокат, двух сумок из клетчатой шотландки, в которых лежали только самые необходимые вещи, да еще воспоминаний, отравленных горечью потери.

– На вашей машине стоит новая зимняя резина, – сказал ему механик в гараже прокатной компании. – Но если заберетесь слишком далеко на север – лучше всего надеть цепи. Севернее Коннектикута иначе не проехать.

Чарли поблагодарил его, и механик улыбнулся в ответ.

– В Новую Англию[3] едете? – спросил он. Чарли кивнул.

– Да, решил вот покататься на лыжах. Говорят, в Вермонте очень неплохо.

– В этом году там полно снега, – охотно согласился механик. – Смотрите только, ничего себе не сломайте.

Пожелав Чарли счастливого Рождества, он ушел, оставив его наедине с машиной. Для того чтобы вернуть автомобиль, Чарли не нужно было возвращаться в Нью‑Йорк. Он мог оставить машину и в Бостоне, откуда тоже можно было вылететь в Лондон. Возможно, он так и поступит – покатается немного на лыжах, а потом махнет в Англию. Нью‑Йорк никуда от него не убежит. В конце концов, у Чарли было еще шесть месяцев, чтобы окончательно решить, вернется ли он к «Уиттакеру и Джонсу».

Чарли достался вместительный белый «Форд‑универсал». Закинув внутрь сумки, Чарли сел за руль и, выехав из гаража, сделал несколько кругов по городу. Машина оказалась довольно приличной, к тому же в семиместном салоне было достаточно места для лыж, если, конечно, он все же решит взять их напрокат. В багажном отделении лежали заказанные Чарли цепи.