В телефонной будке Чарли долго раздумывал обо всем этом и наконец, решившись, набрал номер. Послышались длинные далекие гудки; Чарли почти не сомневался, что никого нет дома, но тут – примерно на седьмом гудке – трубку неожиданно сняли. Это была Кэрол. Она слегка задыхалась, как будто для того, чтобы ответить, ей пришлось бежать вверх по лестнице, и все же он сразу узнал ее мягкий сексуальный голос.

Болезненная судорога свела его горло, и несколько мгновений Чарли стоял на холодном декабрьском ветру, не в силах произнести ни слова.

– Алло? – повторила Кэрол, и в ее голосе явственно прозвучало удивление и нетерпение.

– Привет, это я… – выдавил наконец Чарли, – Я просто хотел пожелать тебе счастливого Рождества… – «…И попросить тебя вернуться ко мне, если ты еще меня любишь», – добавил он мысленно.

Чарли пришлось приложить значительные усилия, чтобы не сказать Кэрол, как он скучает и как ему плохо без нее, и неожиданно он понял, что позвонить ей было не самым умным шагом с его стороны. Он не разговаривал с нею с тех пор, как уехал из Лондона, и теперь одного звука ее голоса оказалось достаточно, чтобы Чарли почувствовал себя абсолютно выбитым из колеи.

– Как дела? – Чарли старался говорить небрежно, но у него ничего не вышло, а самое худшее заключалось в том, что Кэрол тоже услышала, как дрожит его голос.

– Неплохо. Как ты? Что Нью‑Йорк, еще стоит? – Ее голос, напротив, звучал беззаботно и весело, и Чарли с новой силой захотелось вернуть себе все, что он потерял. Ни катание на лыжах в Клэрмонте, ни все призраки Новой Англии, вместе взятые, не стоили того, что у него когда‑то было.

– Что с ним сделается? – Чарли беспомощно пожал плечами, хотя Кэрол не могла его видеть. После долгой паузы он неожиданно добавил:

– Вообще‑то я уехал из Нью‑Йорка неделю назад.

– Ты решил отдохнуть? Покататься на лыжах? – В ее голосе прозвучало облегчение. Кэрол была явно рада тому, что Чарли приходит в себя.

– В конце концов мне пришлось… – сказал он. – Собственно говоря, я взял шестимесячный отпуск…

– Что? – Это было так на него не похоже, что Кэрол просто не поверила своим ушам. Она сама оставила Чарли, чтобы уйти к другому, но это не мешало ей продолжать беспокоиться за него. – Что‑нибудь случилось?

– Нет… то есть да. Это настоящий кошмар – то, чем мне пришлось там заниматься. Понимаешь, они там перелопачивают проекты двадцатилетней давности и продают богатым клиентам старые чертежи, выдавая их за новые. Не понимаю, как они до сих пор держатся на плаву! Что касается самого бюро, то это просто гнездо гремучих змей. Каждый стремится тебя подставить, каждый заботится только о себе, а не о деле. Остается только удивляться, что у нас в Европе все было по‑другому и что мы как‑то умудрились не заметить, во что превратилась фирма. В общем, я не выдержал и сбежал. Честно говоря, для Джонса с Уиттакером я тоже был как бельмо на глазу. Я задавал слишком много неприятных вопросов, я стремился что‑то изменить, а им это совершенно не нужно. В конце концов они сами предложили мне отдохнуть полгодика… Только я не знаю, вернусь ли я к ним. В апреле я, пожалуй, но думаю об этом, но, если у них все будет по‑старому, я не вернусь. Я просто не смогу мириться с таким положением дел.

– Ты собираешься вернуться в Лондон? – В голосе Кэрол звучало сожаление. Она знала, как Чарли любил свою работу, как предан он был фирме, и уход оттуда, пусть даже временный, несомненно, стал для него настоящим ударом.

– Вряд ли из этого что‑нибудь выйдет, – ото звался Чарли. – У меня, во всяком случае, есть проблемы более важные, чем работа.