— Почему бы вам не поиграть на улице?

— А мы как раз собирались, — вежливо ответил Мартин.

Здорово он обращается со взрослыми, подумала Мария. Я так не могу. Всегда у него выходит, как он хочет, а не наоборот.

Миссис Фостер удалилась в кухню и закрыла за собой дверь.

— Джеймс вчера стащил мою Stomechinus. Я же ее нашел. Ну, я ему и врезал, но не сильно. Он наябедничал маме, и меня рано отправили спать.

Мария сочувственно кивнула.

Джеймс — это, кажется, брат, не кузен, подумала она, тот, которому года четыре, но я не уверена — она никак не могла в них разобраться.

— Если ты старший, ты всегда неправ, — сказал Мартин, неожиданно помрачнев. — Что ни сделай — все плохо, потому что ты уже большой и должен быть умнее. Только и знаешь таскать всем вещи со второго этажа — свитера всякие. Так жизнь и проходит. Смотри, какая отличная окаменелость. Вот бы нам такую найти.

Им попалась книга с прекрасными иллюстрациями.

— Такую не найдешь.

— А вдруг?

— Не, не найдешь. Это трилобиты. Они встречаются в другой породе, гораздо более древней, чем наш голубой лейас. Когда он только образовался, трилобиты уже вымерли.

— А жаль, — огорчился Мартин. — Здесь сказано, они умели сворачиваться, как мокрицы. Ну ладно… Знаешь что? — продолжал он, сверля Марию взглядом, как будто рассматривал ее в мощный микроскоп.

— Что?

— Все знакомые девочки похожи на чьих-то сестер, например на мою. А ты ни на кого. Наверное, потому что ты ничья не сестра.

Есть такие мгновения в жизни — самые приятные, — ими лучше всего наслаждаться одному: первая секунда, когда входишь босиком в холодное море, когда читаешь некоторые книги, когда утром видишь, что за ночь выпал снег, когда просыпаешься в день рождения… Есть и другие мгновения — их чудо можно ощутить, лишь глядя другому в глаза. Такие, как сейчас, с грустью подумала Мария, потому что не успел Мартин договорить, как тут же отвернулся и стал рассматривать комнату. И больше никто никогда не узнает.

— Да, странноватенький у вас домик.

— Здесь все викторианское. Мама говорит, это вещь!

— Получше дурацкой гостиницы.

— Наша хозяйка живет через дорогу, — сказала Мария. — У нее там много часов. И одна картинка, такая необычная. Не нарисованная, а вышитая. Ее сделала девочка, почти как я по возрасту.

— Откуда ты знаешь?

— Там вышито. И год — 1865-й. Я все время о ней думаю. Не знаю, что с ней случилось.

— Выросла, — весело ответил Мартин. — Выросла, вышла замуж, родила детей — все как положено. Смотри, какой здесь фанатский атлас.

Наступила тишина. Мартин вытащил атлас и пролистал его, придерживая страницы большим пальцем.

— А мне кажется, она так и не выросла, — возразила наконец Мария и добавила: — Мне кажется, она все еще здесь.

Ей хотелось, чтобы ее голос прозвучал с вызовом, но он прозвучал просто спокойно:

— Моя ровесница.

— Свихнуться можно, — сказал Мартин. — Нет ее здесь, понятно? Что она тебе, привидение, что ли? Но от этого еще больше свихнешься.

Он поднял атлас и поставил его обратно на полку.

— Умерла она, вот и все. Сто лет назад.

— Да, наверное, — холодно ответила Мария.

— Ну то-то же. Ладно, пошли.

Вечером, когда Мартин ушел домой, Марию потянуло к каменному дубу.