Но как-то раз, в один распрекрасный поэтический вечер, когда Касперек уже много дней кряду не показывался на горизонте, все вдруг сразу как внезапно началось, так и кончилось. Хотя бедные лягушки пели все так же красиво.

Ах, изменники! Хорошо про это сказала крестная Анки: «Не верь, дочка, солдатам, пуговицы у них чистые, а душонки грязные». Словом, получилось так, что однажды остановился перед воротами Касперекова дома легонький экипаж, запряженный четырьмя фыркающими рысаками. На козлах - кучер, немой Андраш Бобрик из Обгарта. Потому что им немой нужен был, а таким оказался один-единственный кучер на всю округу. Слез он с козел, постучал в ворота.

Ну, по этому его сигналу кавалергарды схватили Анку, втолкнули ее в дровяной сарай, а затем вбежали в комнату пади Касперек и хотели ее как была, в одной юбчонке (как раз она начала раздеваться ко сну), усадить в карету.

Бедная перепуганная женщина и не сопротивлялась, знала: бессильна она что-либо сделать, видно, это приказ свыше, и просила только разрешить ей надеть приличное платье да сказать хоть, куда повезут?

Солдаты пожимали плечами:

- Нам то неизвестно.

У женщины слезы на глаза навернулись, но все же она сама твердым шагом вышла, сама села в карету. Знать, так все и должно было случиться.

Только, уже сидя в карете, вспомнила она еще о чем-то:

- Разрешите мне вернуться в дом на минутку. Забыла я еще кое-что.

Солдаты заколебались, но уж, видно, такой жалобный был у нее голос, что невозможно было ей отказать. Пани Касперек проворно вернулась в дом и тот же час возвратилась назад с сумкой в синюю полоску через плечо. Что там могло быть в этой сумке? Пирожки на дорогу - едва ли!

Но все было так умело проделано, что никто ничего и не заметил. Вся улица спала, редко в каком доме мигала лампадка, даже собаки не тявкали. Заседланные лошади кавалергардов были привязаны к карете. Отвязав коней, солдаты прыгнули в седло. Кучер Андраш тем временем ударил по лошадям, и они помчались будто вихрь - бог весть куда. Никто и не видел, разве что звезды с неба. Два солдата поскакали верхом рядом с каретой.

Выехав из города, пани Касперек обратилась к кучеру - всего несколько ничего не значащих слов. Но тот обернулся и засмеялся. И пани Касперек услышала невнятный голос глухонемого. Все-все объяснил ей этот голос, чего она до сей минуты еще и не знала: сейчас ее увезут отсюда так далеко, где ее никто на свете не отыщет.

Мария отерла слезы. Теперь она знала и другое: смерть ей не грозит, только увезут ее в такое место, где невозможно будет найти. И она улыбнулась: «О, бедные сенаторы города Лубло! Вы можете воевать только с дьяволом. А о том вы и не подумали, что в игре-то участвует еще и женщина!»

Возле первой же деревни пани Касперек сунула маленькую ручку в свою полосатую дорожную суму, вытащила из нее три золотых и через щелку в дырявом кузове кареты по одному обронила золотые, одну монетку - при въезде в село, другую - в самой середине, третью - при выезде из села. Долго они так ехали, может быть, и через двадцать сел. И много раз приходилось вдовушке Касперек запускать ручку в дорожную суму... Иногда в горести она и пять монет кряду бросала на дорогу. Наконец поздно ночью они прибыли в один городок, где и всадники и экипаж остановились перед большим каменным зданием. Перед домом стоял часовой.

- Все готово? - спросил один верховой солдат.

Немного погодя лошадей перепрягли и в сопровождении новых всадников карета покатила дальше.