Побочным результатом решения работать на дому стало то, что один из главных клиентов раздумал платить Джудит прежний гонорар, поскольку ее накладные расходы сильно уменьшились. Нужно было объяснить, чем вызвано такое решение, но нервное напряжение заставило Джудит резко отказать ему. После этого клиент передал ведение своих счетов кому-то другому.

Эпидемия ящура в британском животноводстве тоже сделала свое дело; несколько фермеров отказались от ее услуг. А одна молодая пара, занимавшаяся производством пищевых продуктов, решила вести свои счета самостоятельно, с помощью Интернета.

«Поэтому об увольнении мерзавца Алека не может быть и речи», — думала Джудит, наблюдая за тем, как в контейнер беззвучно падали перфорированные страницы безукоризненно напечатанной лжи.

Тем временем Латамы вернулись с похорон Кэри Лоусон в другой, куда более роскошный дом, расположенный всего в нескольких километрах южнее, в Бантинг-Сент-Клере.

Джильда начала снимать отделанную черными кружевами накидку, которая едва не рвалась под напором ее мощного бюста. Когда пуговицы расстегнулись, послышался облегченный вздох. Под накидкой обнаружилось несколько акров тафты с рюшами, напоминавших австрийскую штору — широкую, но короткую. На мгновение испуганный муж увидел полоску покрасневшей и сильно помятой плоти. Джильда сделала пируэт.

— Как я выгляжу?

— Как счет от гробовщика, моя радость.

— Не бурчи. Сколько раз тебе говорить? — Джильда попыталась одернуть подол, но тот задрался опять. Она вздохнула. — Лучше скажи, зачем мы даром потратили такой чудесный летний день.

Поняв, что слова жены — всего лишь отговорка, а не серьезный вопрос, Эндрю ответил не сразу. В его мозгу роились тысячи великих, жестоких и неумолимых мыслей, а рот был полон избитых фраз, годных на все случаи жизни. Иногда то и другое совпадало. Так случилось и на этот раз.

— Радость моя, я жалею, что это не доставило тебе удовольствия.

«Даром потратили чудесный летний день… Ага, как же. Я бы таскал косилку по этому чертову газону, а ты бы жрала шоколадки, ломая их в своих кошмарных мандибулах, и жаловалась, что полосы травы получаются неровные. Или устроила бы дорогущий ленч в ресторане, жевала бы с открытым ртом, съедала три четверти каждого блюда, потом заявляла, что у еды странный вкус, и отсылала ее обратно на кухню». Но самые худшие мысли Эндрю Латам таил про себя, боясь, что они могут вырваться наружу.

— Как по-твоему, что я подумала перед отъездом? — спросила Джильда.

— «Неужели в этом наряде у меня действительно такая здоровенная задница?»

— Ну вот, ты опять бурчишь. — Она вынула из волос булавку, длинную как штопор, с янтарным булыжником на конце. — Я подумала, что твои шутки, вычитанные из книг, всем уже осточертели.

— Серьезно? — Эндрю не мог отвести глаз от булавки. Янтарный булыжник казался ему экскрементами какого-то мелкого млекопитающего, которое кормили исключительно баттерскотчем.

— Когда этот бедный старик сказал, что недавно потерял жену, а ты предложил помочь искать ее, я не знала, куда деваться.

— Я неправильно его понял…

— Чушь. Я знаю, ты считаешь себя душой любой компании, но ведь это были похороны.

— Похороны?!!

— Перестань. — Она сняла шляпу. Это было изделие из черной соломки, напоминавшее летающую тарелку, с краев которой свисала растительность странного цвета. — Не понимаю, зачем мы вообще туда потащились. Она была не твоей клиенткой, а клиенткой Денниса. — Джильда осторожно положила шляпу на обитый золотым дралоном диван размером с баржу.