– Хорошо. Если смогу выиграть ещё, буду жертвовать и дальше.

Квом задумался.

– Вам следует поучаствовать в играх по-крупному. Денег больше, игроки хуже.

– Вы это лично проверяли?

Он потряс головой, и его щёки ещё долго продолжали сотрясаться после того, как он остановился.

– Они не пускают Крошку в комнату вместе с папочкой. Но я наблюдал и слушал. Я журналист, в конце концов, даже если меня ценят только за чувствительность моего языка.

Я проходил мимо зала, где велись игры по-крупному, но ставки начинались с двадцати тысяч.

– Увы, меня они тоже не пустят.

Квом смерил меня долгим взглядом с головы до ног.

– Я спонсирую вас на сто тысяч. Половину выигрыша отдадите фонду.

– А если проиграю?

Он засмеялся.

– Мой дорогой мальчик, я не испытываю особой нужды в деньгах. В любом заведении на этой планете, в которое я пожелаю зайти, меня немедленно накормят обедом или тремя, предоставят номер и будут расточать дары, в надежде, что я, если не помяну их благосклонно, то уж не стану отзываться о них уничижительно. А ещё есть тьма компаний, производящих эти ужасные полуфабрикаты, которые платят мне невероятные гонорары как консультанту, чтобы я из шкурных интересов не рассказывал людям насколько пластиковые контейнеры будут вкуснее и питательнее сомнительных продуктов, которые в них упакованы.

Крошка, явно уже слышавший эту обличительную речь раньше, подтверждал сказанное рычаниями.

– В таком случае, должен заметить, что вы очень добры.

Вдруг зазвучал грубый голос.

– Впервые что-то подобное сказано об этом мешке свиного жира.

– Уж лучше пусть меня сравнивают с этим благородным животным, чем с каким-нибудь мерзким скотом. – Квом фыркнул и отвернулся к шведскому столу, а на плечо Бьянки положил руку высокий молодой человек со светлыми волосами и карими глазами.

Мужчина смотрел на меня с явным презрением, сквозившим в его глумливой усмешке.

– Ты свободен.

Усмешку я бы ещё стерпел, но меня задели его высокомерное отношение и абсолютная уверенность, что я – насекомое, которое он легко может раздавить одним движением ноги. Я медленно перевел взгляд на Бьянку.

– Миледи, вы случайно не знаете, присутствует ли на этой встрече врач?

Вопрос застал её врасплох и она в смятении затрепетала ресницами.

– Думаю, да. Да, конечно. А что?

– А то, что если он не уберет руку с вашего плеча, я обеспечу ему весьма болезненный вывих локтя, для лечения которого потребуется две операции и год физиотерапии.

Ледяной тон моего голоса заморозил ухмылку на его губах.

– Ты хоть представляешь себе…

Бьянка покачала головой.

– Бернард, мистер Донелли недавно на Басолте. Сэм, это мой брат, Бернард.

Я смерил его взглядом и обнаружил сходство. Он не был похож на свои портреты из книг, его волосы были светлее, и бороды он уже не носил. Я ничего больше не сказал.

Бернард фыркнул, но у него не получилось так же хорошо, как у Квома. Он задержал на мне взгляд на мгновение и перевел его на сестру.

– Отец хочет тебя видеть.

– Здесь? Сейчас? – Она поднялась на цыпочки, чтобы увидеть графа Джермейна, обменивающегося рукопожатиями с Эмблином. Оба улыбались в головизионные камеры, запечатлевавшие происходящее для потомков. Невзирая на их улыбки, я видел напряженность в их жесткой хватке и улыбки не распространялись даже на кончики губ. Глаза изливали чистый яд.

За графом в очереди стояли ещё два человека, похожие на Бьянку и Бернарда. Мужчина Тейт – был немного старше, немного выше и намного крепче Бернарда.