— Кто они такие?
— Надрены. Отщепенцы, торгующие с надирами. Работорговцы! Мы должны вернуть наших женщин. Должны!
— Тогда ступай к офицеру. А если тебе этого мало, обратись к князю. Скоро День Прошений.
— Думаете, ему есть дело до каких-то бедных крестьян?
— Не знаю. Где твой Паккус?
Юноша указал на развалины деревни. Среди пожарищ сидел старик, закутанный в одеяло. Чареос подошел к нему.
— Добрый вечер.
Старик поднял на него глаза, ярко блеснувшие при луне.
— Вот оно, начинается. Здравствуй, Чареос. Чем я могу тебе помочь?
— Ты знаешь меня? Разве мы встречались?
— Нет. Так чем тебе помочь?
— Один ваш юноша говорит, будто ты знал о набеге. Он сердит, и его можно понять. Откуда ты узнал?
— Я видел это во сне. Мне многое снится. Я и тебя видел на поляне за холмом — ты говорил злому Логару о пожаре. Логар и его люди стояли там весь день, но не стали вмешиваться в бой. Да и кто бы упрекнул их за это?
— Я. В армии не место трусам.
— Ты думаешь, дело в трусости, Чареос? Тот, о ком мы говорим, убил шестнадцать человек в единоборстве. Просто работорговцы заплатили ему. С тех пор как рабство в Готире поставлено вне закона, цены на людей возросли вчетверо. За каждую нашу женщину они выручат около пятнадцати тысяч золотом — а за Равенну еще больше.
— Большие деньги, — согласился Чареос.
— Надиры могут себе это позволить. Их сундуки ломятся от золота и драгоценностей, взятых в Дренае, Лентрии, Вагрии и Машрапуре.
— Откуда ты знаешь, что Логара подкупили?
— А откуда я знаю, что ты собираешься уехать из города в День Прошений? Откуда я знаю, что ты поедешь не один? Откуда я знаю, что в горах тебя ждет старый друг? Такой уж у меня дар — и сегодня я пожалел, что родился с ним.
Старик опустил голову, глядя на обугленную землю. Чареос встал и пошел к своему коню. Чья-то высокая фигура заступила ему дорогу.
— Чего тебе, Логар?
— Ты оскорбил меня. Сейчас ты поплатишься за это.
— Ты хочешь вызвать меня на поединок?
— Я не знаю тебя, поэтому правила о поединках здесь неприменимы. Мы просто подеремся.
— Да нет же, Логар, ты меня знаешь. Посмотри хорошенько и представь меня в одежде серого монаха.
— Чареос? Будь ты проклят! Ты намерен прикрыться уставом своего ордена или сразиться со мной, как мужчина?
— Сначала я должен повидать князя и обсудить с ним твое весьма странное сегодняшнее поведение, а уж потом я подумаю над твоим вызовом. Доброй тебе ночи. — Чареос прошел мимо и обернулся: — Кстати: когда будешь тратить заработанное сегодня золото, вспомни о трупах, которые здесь лежат. Я заметил среди мертвых двух детишек. Ты бы хоть похоронить их помог.
Жеребец стоял спокойно. Чареос сел в седло, оглянулся на дымящиеся угли деревни и поехал обратно в город.
— Я тоже сожалею, отец. Но мое время пришло.
— Время, сын мой? Что такое время, как не краткий вздох между рождением и смертью? Я думал, что ты поймешь суть бытия, постигнешь всеобъемлющую волю Истока. Мне грустно видеть тебя вооруженным.
— В пути оружие может понадобиться мне, отец.
— Я давно понял, что меч нам не защита, Чареос.
— Не хочу спорить с тобой, отец, но должен заметить, что монахи существуют здесь в мире и безопасности лишь благодаря мечам тех, кто их защищает. Я не принижаю твоих взглядов — я желал бы, чтобы все люди разделяли их. Но люди их не разделяют. Я пришел к тебе сломленным человеком, и ты исцелил меня. |