Йона позвонил Анье и оставил ей сообщение; он просил узнать, есть ли в Сундсвалле хороший патологоанатом.

Новости по телевизору начались сюжетом об убийствах в Бригиттагордене и дальнейших драматических событиях. На экране возникло изображение полицейского ограждения, красные домики и вывеска «Интернат для подростков, помещенных под особый медицинский надзор». Бегство подозреваемой было отмечено на карте; репортер, стоя посреди восемьдесят шестого шоссе, рассказывал о похищении мальчика и провалившейся попытке полиции задержать похитителя.

Йона поднялся и подошел поближе: диктор объявил, что сейчас к похитителю обратится мать мальчика.

На экране возникла Пиа Абрахамссон. Она сидела с умоляющим лицом за кухонным столом, держа в руке листок бумаги.

— Если сейчас ты слушаешь меня… — начала она. — Я понимаю, что ты пострадала от несправедливости, но Данте тут совсем ни при чем… — Пиа моргнула, глядя прямо в камеру, и прошептала: — Верни его. — У нее задрожал подбородок. — Я не сомневаюсь в твоей доброте. Данте всего четыре года, я знаю, как ему страшно… он такой… — Пиа глянула в бумажку, по ее щекам потекли слезы. — Не обижай его, не бей моего малыша…

Пиа зарыдала и отвернулась — телевизионщики не сразу успели снова включить стокгольмскую студию.

В студии сидящий за высоким столом судебный психиатр из больницы Сэтера объяснял телеведущему, насколько опасно положение:

— Поскольку у меня нет доступа к личному делу девочки, я не хочу, не имея никаких данных, рассуждать о том, виновна ли она в этих убийствах, но, учитывая, что ее поместили именно в этот интернат, весьма вероятно, что она психически нестабильна…

— А в чем именно состоит опасность? — спросил ведущий.

— Она может не заботиться о мальчике. Совершенно забыть о нем на какое-то время… Ему всего четыре года, если он вдруг начнет плакать или звать маму, похитительница, естественно, разозлится и может стать опасной…

Сусанна Эст зашла в столовую, сдержанно улыбнувшись, предложила комиссару чашку кофе и печенье. Он сказал «спасибо»; вместе они пошли к лифту, поднялись на верхний этаж и вошли в унылый сьют для новобрачных, с запертым мини-баром и джакузи на облезлых позолоченных лапах.

Туула валялась на широкой кровати с высокими столбиками и смотрела канал «Дисней». Опекун из Службы помощи жертвам преступлений кивнул вошедшим. Сусанна закрыла дверь; Йона подвинул к себе стул с розовым плюшевым сиденьем и уселся.

— Почему ты сказала мне, что Викки встречалась с кем-то по имени Деннис? — начал он.

Туула села, прижав к животу подушку в форме сердечка, и коротко ответила:

— Я так думала.

— Откуда такие мысли?

Туула пожала плечами и перевела взгляд на экран телевизора.

— Она говорила о ком-нибудь по имени Деннис?

— Нет, — улыбнулась девочка.

— Туула, мне очень, очень нужно отыскать Викки. Туула спихнула на пол покрывало и розовое шелковое одеяло и снова уставилась в телевизор.

— Мне что, весь день тут сидеть? — спросила она.

— Нет. Если хочешь, можешь вернуться в свою комнату, — сказал опекун.

— Sinä olet vain pieni lapsi, — произнес Йона. — Ты просто маленькая девочка.

— Ei, — тихо ответила она и посмотрела комиссару в глаза.

— Ты могла бы жить не только в детдоме или интернате.

— Мне и там неплохо, — почти беззвучно ответила она.

— Тебе не случалось влипнуть в историю?

Шея у Туулы покрылась красными пятнами, девочка захлопала белесыми ресницами, но коротко сказала:

— Нет.