— Потом муж все узнал и последние записи касаются того, что… В общем, она боялась за жизнь любимого человека и за собственную жизнь, я полагаю.
— Когда точно это случилось? Там есть указания на время?
— Да. Все, что записано в ее дневнике, было написано в мае 1735 года. А последние записи относятся к июлю того же года.
— Именно в июле пошел слух, что от Долентовского сбежала жена.
— Что же там произошло? Какой ужас… — прошептала Катенька.
Невольно ей на ум пришла мысль, что она ведь оказалась почти в такой же ситуации и… И как поступил с нею ее муж, ее Алексей? Как он был великодушен, как он любит ее! И она любит его, без сомнения! А тот, другой Долентовский, Григорий… Неужели тот убил свою жену?
«И за что Алексей так добр ко мне? — подумала она. — Какая же я счастливица… А ведь все могло обернуться куда как хуже и страшнее!»
— Что с тобой? — услышала она голос мужа. — Ты побледнела…
Алексей поспешно подошел к ней и, обняв рукой за плечи, поддержал, так как Катенька уже покачнулась и чуть не упала в приливе какого-то страха.
— Ты что? А ну-ка сядь, — он бережно подвел жену к креслу и усадил ее в него. — Что с тобой?
— Я боюсь, — она смотрела мимо него, уставившись куда-то в стену.
— Чего? Помилуй, душа моя, чего ты боишься?
Катенька перевела взгляд на мужа:
— Я подумала, что ей очень не повезло… Григорий, наверное, убил жену… Убил из ревности…
Алексей замер при этих словах.
— И что же? — через некоторое время спросил он. — Чего именно ты боишься?..
— Я неправильно выразилась… Я не боюсь, а просто думаю, что… Как мне повезло, — выдохнула она и неожиданно обхватила Алексея руками и, прижавшись к нему, заплакала.
— Ну что ты… — он привлек жену к себе и успокаивающе прошептал: — Такого не могло случиться с нами, если ты об этом. Ведь я люблю тебя, и всегда знал, что и ты любишь меня… Просто я хотел…
— Что? — Катенька резко подняла голову и уставилась на него в каком-то страстном ожидании.
— Признаюсь, я желал немного помучить тебя, ведь я сам так… так мучился от ревности… Но я ни минуты не сомневался, что ты хочешь быть со мной, — растерянно усмехнулся он.
— Как так?
— Не знаю. Я чувствовал это. Я определенно чувствовал это. И я знал, что ты не уйдешь, что мы будем вместе. Помнишь тот наш спор? — оживился он. — Точнее, то как ты кричала на меня. Помнишь?
— Не надо! Не вспоминай этого, пожалуйста! — она закрыла лицо руками, страшно стыдясь этих слов и поступков.
— Ну хорошо, не буду… Только позволь сказать тебе, и это, поверь, в последний раз, что меня поддержало тогда.
— Что? — прошептала она.
— Когда ты кричала в запале, то способна была на любое злое и несправедливое слово, но вот когда тебе потребовалось отвергнуть меня не в запальчивости, а при холодном рассудке, то тут ты замолчала. Помнишь? Ты никак не могла хладнокровно и расчетливо решиться уйти от меня. Ты сомневалась, и не просто сомневалась, ты не желала этого! И лишь только я увидел и почувствовал это, то во мне возродилась надежда. Я понял, что еще не все потеряно, что ты на самом деле не хочешь покидать меня, а просто… просто обижена. И ты была права. Мне не стоило оставлять тебя в одиночестве ни на минуту, не стоило предоставлять тебя самой себе, поддаваясь глупым и беспочвенным сомнениям. |