— Боже мой, как ты не понимаешь! — с досадой говорю я. — С тех пор как нам было семь лет, прошло немало времени. У тебя была возможность снова приобрести дурные привычки, а у меня — научиться чему-то хорошему.
— Значит, ты считаешь, что мы теперь больше похожи, чем отличаемся друг от друга?
Мне хочется ответить: «Нет. Потому что ты настоящий, а я — нет». Но сейчас мне что-то не хочется говорить об этом. И еще мне не хочется, чтобы он подумал, что мне себя жалко.
— Я думаю, мы как близнецы, — отвечаю я. — Каждый из нас — отдельная личность, но мы все же связаны одновременным рождением. Каждый из нас понимает, что думает и ощущает другой. Мы чувствуем друг друга, как бы далеко друг от друга ни находились.
И это правда.
Он улыбается:
— Я никогда понятия не имею, что ты думаешь.
— Это потому, что я чертовски загадочная! — смеюсь я.
— Кристиана Три, — говорит он и тоже смеется. — Значит, ты мисс Дерево.
Когда я вопросительно поднимаю брови, он объясняет:
— Саския мне сказала.
— Она раскрыла тебе все мои тайны или хоть что-то оставила мне?
— Она была очень сдержанна. Говорит, что это не ее тайны и она не вправе их выдавать.
— Я предпочла бы, чтобы люди вообще не думали обо мне, — отвечаю я не совсем впопад.
— Почему?
Я пожимаю плечами:
— Жизнь как-то проще, когда она анонимна, когда никто от тебя ничего не ждет.
— Тебя не так просто забыть, — говорит он. — Вот Боджо, например, видел тебя всего однажды, но сразу запомнил.
— Может быть, я тогда совершила что-нибудь из ряда вон выходящее.
— Да? — улыбается Кристи.
— Не знаю. Возможно, и нет. Я знаю, что люди лучше запоминают меня именно тогда, когда я веду себя в точности как они. А те, при ком я внезапно улетучивалась в Пограничные Миры, увидев меня еще раз, как правило, не узнают. — Я на некоторое время задумываюсь. — Я напоминаю им всю эту историю с исчезнувшими людьми.
— Это защитный механизм сознания, — говорит Кристи. — Он закрепился на видовом уровне. Иногда он срабатывает у отдельных личностей, иногда все общество заставляет себя что-то забыть.
— Это согласуется с твоей теорией Условного Мира?
Он кивает:
— Мир Как Он Есть существует для большинства людей потому, что они договорились думать обо всех исключениях как о чем-то невозможном.
— Так кто же это решает?
— Уж конечно, не один человек, — говорит он. — Это нечто, что вплетается в ткань общества в целом. И разумеется, бывают вариации. Вот почему существуют религиозные секты. Они все договорились о разных концепциях того, каким является этот мир. Эта их договоренность о разных взглядах на Мир Такой Как Он Есть — отправная точка их верований. Это то, что их сближает между собой.
— Итак, никто не помнит, что эти люди исчезли, потому что это противоречит представлениям о том, каким должен быть этот мир.
Это не вопрос, но Кристи отвечает на это своим собственным вопросом:
— У тебя есть лучшее объяснение?
— Кроме надежно спрятанной огромной круговой поруки?
Он кивает.
— Вообще-то, нет, — говорю я. — Но почему, например, ты помнишь?
О себе я не спрашиваю, потому что заранее знаю ответ: я не принадлежу к Условному Миру. Учитывая мое происхождение, мой образ жизни, меня пришлось бы лечить, если бы я не признавала этого.
— Есть разные причины тому, почему люди помнят, — отвечает он. |