— Зря стараешься. — Мэрик назидательно погрозил пальцем и направился к Фионе. Она не дрогнула, твердо решив, что отступать не станет. Будь она проклята, если отступит перед кем бы то ни было, будь он даже венценосный болван! — Ты можешь думать, что я глухой, однако я прекрасно слышал, как ты не единожды выражала командору свое возмущение.

— И что с того? Неужели это так глупо — считать, что королю Ферелдена не место на Глубинных тропах?

— Нет, не глупо — если дело только в этом.

Фиона презрительно фыркнула. Она знала, что воспитанным дамам не полагается издавать такие звуки, однако терпение стремительно истощалось. Чародейка, когда-то обучавшая эльфийку, утонченная особа с молочно-белой кожей и безупречными манерами, тяжело вздыхала всякий раз, когда Фионе вздумывалось хотя бы дернуть бровью. Это лишь толкало девушку проделывать такое почаще, усугубляя муки своей наставницы.

Лодочник, о котором все забыли, сидел неподалеку и изо всех сил старался остаться незамеченным. Он выудил из недр куртки кусок коврижки и принялся украдкой грызть его, косясь на Мэрика и Фиону — так, словно надеялся, что они уберутся отсюда и дадут ему спокойно перекусить. А может, он наслаждался дармовым спектаклем — этого Фиона определить не могла.

— Прошу прощения, милорд, что задела твои чувства, — процедила она сквозь зубы, натужно улыбаясь. — Больше этого не повторится.

Король с упрямым видом скрестил руки на груди:

— Мои чувства нисколько не задеты. Тем не менее, если хочешь мне что-то высказать — валяй.

Фиона с затаенной тоской покосилась в сторону лестницы. Можно было бы просто повернуться и уйти, но тогда Мэрик решит, что она позорно бежала. Еще один соблазнительный выход — попросту послать его величество подальше.

Однако Женевьева со всей строгостью потребовала, чтобы королю не досаждали, и Фиона, вспомнив об этом, замялась. Как правило, она терпеть не могла, когда ей указывали, что можно говорить, а что нельзя, однако она собственными газами видела, куда попытка непослушания завела Дункана. Женевьева была одной из тех немногих, кого Фиона искрнне уважала.

— Послушай, — решительно начала она, — это же нелепо. Ну какое тебе дело до того, что я думаю? Либо, если уж на то пошло, до того, что думают другие?

— Ты уходишь от ответа. Это командор приказала тебе так поступать?

“Надо же, какой проницательный!” Фиона, впрочем, не собиралась поддаваться.

— Ты и во дворце у себя так поступаешь? Прибегаешь ко всем слугам и садовникам и интересуешься, по душе ты им или нет? Вот, должно быть, хлопотная у тебя жизнь.

— Думаю, если бы кто-то из моих слуг одарил меня такими убийственными взглядами, я бы по меньшей мере остановился и спросил почему. — Мэрик сделал паузу, и на лице его вновь появилась сумрачная усмешка. — Или ты полагаешь, что меня такое не должно волновать? Что это, может быть, не по-королевски?

— Я пока что не наблюдала за тобой ничего такого, что хоть отдаленно может зваться королевским.

— Ого! — Король, похоже, был неумеренно доволен тем, что сумел хоть что-то из нее вытянуть. Фиона попыталась обуздать разгоравшуюся злость, однако почти не преуспела в этом. Впрочем, ей это никогда толком не удавалось. — Так это и есть камень преткновения? Ты считаешь, что я веду себя недостаточно по-королевски?

Фиона выразительно закатила глаза.

— Вот уж это пусть заботит твоих подданных! — едко отпарировала она. — Я к ним, по счастью, не принадлежу. И тем не менее мне их жаль. Как, должно быть, здорово иметь короля, который с такой готовностью бросает все, чтобы поиграть в героические подвиги!

Мэрик ответил не сразу.