Отец Люка был маг, который посещал в борделе его мать, покуда она не обнаружила, что беременна. После этого мага и след простыл, а мать Люка вечно беспокоилась, что у сына тоже проявится дар. По этой причине Люк скрывал свои особые таланты от матери, да и от всех остальных тоже. Для него этот дар, пусть и полезный, был сущим проклятием.

Дункан никому не рассказал о тайне друга, но каким-то образом слухи все же пошли. Очень скоро кое-кто из воров, стал поглядывать на Люка с растущим подозрением. Если парнишка может сделать так, чтобы добыча сама прыгала ему в руку, на что еще он способен? Может, он и их обворовывает? Верно, накладывает заклятия, чтобы они все забыли, а может, он и вообще опасен.

Люк был до смерти зол на Дункана, поскольку считал, что правда просочилась именно по его вине. Впрочем, в конечном счете это не имело значения. Явились храмовники, и, когда Люк попытался бежать, его убили. Хладнокровно прикончили прямо на глазах у друга. Никто, конечно, и слова не сказал. Подумаешь — сгниет в сточной канаве труп еще одного вора, да к тому же мага-отступника.

Дункан знал, где Люк прятал свою добычу — на чердаке заброшенной церкви. Рассудив, что другу все это добро больше не понадобится, он опустошил тайник и был приятно удивлен тем, как много там оказалось денег. Их хватило, чтобы продержаться несколько нелегких зим, да еще пусть и ненадолго, найти себе крышу над головой. И все равно у него было тяжело на душе. Лучше бы Люк был жив, хотя даже и заточен в такой вот башне. В тех местах, где вырос Дункан, не часто можно найти друзей.

Он заглянул в тускло освещенный зал и увидел, что это, скорее всего, библиотека. Вдоль стен бессчетные ряды запыленных книг, на столах горы свитков и подсвечники с чадящими, почти догоревшими свечами. Дункан не очень хорошо представлял, сколько всего должно прочитать, чтобы выучиться заклинаниям, но, судя по всему, немало. Сейчас в библиотеке было двое магов, оба в мантиях полноправных чародеев. Они рылись в стопках фолиантов, а храмовник, торчавший у жарко горящего очага, сверлил их недружелюбным взглядом.

Хорошо, что книги воровать невыгодно, а значит, у Дункана нет причины соваться сюда.

Он двинулся дальше, избегая больших залов в центральной части башни, поскольку именно там толклось больше народу. Хотя, наверное, Дункану и беспокоиться было не о чем. Почти все собрались сейчас наверху и глазеют на всякие церемонии в честь короля и Серых Стражей, которые измыслил Первый Чародей. Именно потому Дункану так просто оказалось ускользнуть оттуда. Если повезет, болтливый орлесианец еще будет разливаться соловьем, когда Дункан уже вернется назад… хорошо бы с полными карманами всех ценных безделушек, которые только ему удастся здесь обнаружить.

Ему вдруг пришло в голову, что он, вполне вероятно, может снова нарваться на неприятности. Когда такое случилось с ним в прошлый раз, он в итоге стал королевским мальчиком на побегушках. “Что ж, — подумал Дункан, — значит, надо постараться, чтобы на этот раз меня не поймали на горячем. Только и всего”.

Услышав звук приближающихся шагов, он проворно нырнул в какую-то нишу и укрылся за спиной торчавшей там статуи. Мимо прошел эльф в серой мантии, с совершенно безмятежным лицом — Дункан уже видел такие лица, и именно у тех, кто был одет в серое. Фиона назвала их “Усмиренными”, и в голосе ее при этом прозвучало явное отвращение. Дункан спросил, что это значит, но она не пожелала ответить. Юноша знал, что Усмиренные были в башне чем-то вроде домоправителей: они занимались повседневными хозяйственными делами, а также ведали торговлей, которую Круг вел с внешним миром. Помня это, Дункан никак не мог взять в толк, отчего Фиону всякий раз при виде Усмиренных бросает в дрожь.