Да, там была кока-кола.

— А потом в желудке у меня всё это превратится в цемент? Когда мы не договоримся? — уточнил я.

— А почему ты думаешь, что мы не договоримся? — поинтересовался он. И я по какому-то наитию ответил:

— Потому что с Сатаной не договариваются.

Он не засмеялся. И поинтересовался:

— Ты христианин?

— А разве вы появились одновременно с христианством? — вопросом ответил я. Еда пахла обалденно. Он кивнул:

— Хорошо, пусть так. Хотя с тем же успехом я могу называться персонификацией электромагнитного поля вулкана Кракатау.

— Всё это — ваши шуточки? — мне было страшно, но я понимал, что, в случае чего, сделать смогу не больше, чем мышь против кота. Даже меньше — ни убежать, ни спрятаться... Может быть, именно поэтому и позволял себе шутить.

— Нет, — признался он. И я понял — не врёт. — Когда омела поселяется на дубе, то ей не стоит говорить, что дуб выращен ею. Но если дуб спилить — омела погибнет тоже... Кстати, еда всё-таки настоящая. Ну, да как хочешь, Евгений.

И, невзирая на то, что с сатаной не договариваются — хотя, можешь мне поверить, договариваются, и ещё как! — я всё-таки хочу, чтобы ты выслушал моё предложение. У тебя есть мечта. Одна-единственная настоящая мечта, неистовая и всеобъемлющая...

— Не надо! — вырвалось у меня.

— ТЫ МЕЧТАЕШЬ ЛЕТАТЬ, — невозмутимо убил он меня.

Я обвис в кресле. Обманывать себя не стоило. Он был прав. Я понял, чего я хотел всё это время. Я хотел летать. И только летать. Всё остальное не имело значения по сравнению с этим желанием. Я всё-таки нашёл в себе силы кривовато улыбнуться и спросить:

— И вы можете её исполнить, да?

— И даже не потребую за это душу, — кивнул он. — Да и что мне с ней делать? Деловые люди расплачиваются услугами.

— И какую же услугу я должен... оказать? — последнее слово мне далось с трудом. Я вспомнил свой первый полёт — с инструктором, но те минуты, когда я вёл лёгкий самолётик сам!.. Да, за эти мгновения я бы отдал и душу...

— Сначала посмотри, — он щёлкнул пальцами — и я отшатнулся; мне показалось, что вместо стола возник колодец, на краю которого я сижу. Но это был не колодец. Нет. Это был экран.

По залитой солнцем бетонной полосе шла, пересмеиваясь и переговариваясь, группа людей — со шлемами под мышкой, широко шагая тяжёлыми ботинками на мощной подошве. На чёрных комбинезонах горели многочисленные нашивки.

Они шли вдоль ряда хищных, стремительных машин футуристического вида — тоже чёрных, и на борту каждой пестрели знаки, эмблемы, гербы, которые венчал череп с костями. Ниже шла надпись TUNDERBIRDS, обвивавшая земной шар.

— «Громовые птицы», — прочитал я. И задохнулся.

Потому что в центре группы лётчиков шёл... Я. Да, я. Старше лет на 10-15, но точно я — рослый, мощный, смеющийся, мимо ряда непобедимых машин. Именно так, как я представлял себе! А изображение менялось.

Я видел себя в кабине — зеркальную маску, мои руки, движениям которых была послушна машина. Я вцепился пальцами в подлокотники кресла — самолёт пикировал. Его непревзойдённое оружие крошило на земле какую-то технику, здания, ещё что-то — превращало в пыль, в ничто, в пустоту врагов...

Спасения от меня не было, я знал это!!! От самого звука моей летящей птички рассыпались в прах дома, с них рвало крыши, выворачивало деревья из земли... Я был всесилен!

— Ну, что? — сказал хозяин. — Вот оно — твоё будущее. А взамен — да ничего взамен. Ты просто окажешься в своём корпусе. И будешь здоров.

А обо всём, что было тут — да нет, не забудешь, вспомнишь с усмешкой, как сон.