Изменить размер шрифта - +
От неожиданности замешкалась даже чугунная дрянь у меня в черепе.

— Если говорить языком физики, то о методе трансмутации любого металла в золото, — стал просвещать меня этот чертов умник. — Средневековые алхимики… скажем, Раймонд Луллий или Роджер Бэкон… ведь они веками мечтали выполнить заказ сюзеренов…

Ну я попал! Луллий-хренуллий. Спасибочки тебе, Потоцкий, за работу с кадрами. И это теперь называется рабочий класс?!

— Как фамилия? — спросил я умника и внимательно к нему пригляделся. Чего-то он весь из себя брюнет, это не к добру.

— Райхельгауз! — доложился свинопарень, выпячивая живот.

Оп-па. За то вас и не любят, злобно подумал я и жестом отослал умника обратно в строй. Нормальные люди думают по утрам о наболевшем, а эти — о золоте, все о золоте… Может, хоть вон тот скажет правильно? Морда у него, кажется, пролетарская.

— А твоя как фамилия? — Я указал на следующего кандидата.

— Туминас!

Час от часу не легче. Прибалт. Потоцкий что, одних некоренных к себе принимает? Брезгует русским народом?.. Я опросил еще нескольких, и худшие мои опасения подтвердились: в дружном рабочем строю под синими шапочками и синими халатами притаились нацмены, как на подбор: Каменькович, Фоменко, Гинкас, Жолдак, Штейн и Шапиро. Все они делали вид, будто не понимают моих намеков, и говорили о чем угодно, кроме главного. Эти хитруны разве признаются, что у них тоже трещит башка по утрам?

Уже почти отчаявшись, я выбрал наугад какого-то высокого, модно-небритого, с кругами под глазами. Тоже чернявоват, конечно, но у него хоть нос картошкой, а не баклажанчиком.

— Как фамилия? — Я поманил его пальцем.

— Серебрянников!

Звучит вроде по-русски. Может, ты-то хоть выручишь своего президента? Напрягись же, гегемон, вся Россия от тайги до британских морей ждет твоего заветного слова. Не подведи.

Я посмотрел небритому прямо в глаза и медленно, вбивая между словами огромные паузы, спросил у него в упор:

— О чем — мечтает — человек — утром — понедельника?

— Дык опохмелиться… — вздохнул Серебрянников. Спаситель мой!

— Во-о-о-от, Болеслав Янович! — Я, торжествуя, повернулся к Потоцкому. — Видите, о чем мечтают простые граждане! Примите это во внимание, и чтобы вечером же экспериментальный образец нового средства от похмелья был у меня в кабинете. Вам ясно?

— К вечеру можем не успеть, — замялся Болеслав. — Разве что попробовать синтезировать к завтрашнему утру…

Я представил себе, как весь долгий день и еще всю долгую ночь в моей разнесчастной голове будут танцевать чечетку, — и без церемоний погрозил Потоцкому кулаком. Вроде бы в шутку, но так, чтобы он проникся всей серьезностью президентского поручения.

Когда от аспирина никакого проку, а водку организм не принимает, человек может стать оч-чень опасным. Лучше со мной не спорить.

— Никаких «завтра», Болеслав Янович. Жду результата сегодня же.

 

Я вырос в старом трехэтажном доме окнами на проспект. Архитектор спроектировал в этом доме три входных двери: две парадные, с портиками, и одну черную. Сколько себя помню, оба парадных входа были всегда наглухо заколочены. «Чтобы не шастали взад-вперед, — объясняла бабушка. — И чтоб не тратиться на швейцара».

В Кремле примерно то же самое. Из шести въездных ворот пять, мне кажется, уже лет сто не открывались на вход и на выход. Въезды через Тайницкую и Константино-Еленинскую башню, Троицкие и Никольские ворота — уже история. Даже ворота Спасские, для царей и послов, теперь лишь украшение.

Быстрый переход