Стратеги Судаков и Лущинский сверились с торговым ассортиментом, произвели предварительную калькуляцию и пришли к общему мнению: во время наезда на Грузию брать надо, в первую очередь, популярные бренды «Хванчкара», «Ахашени», «Саперави» и «Мукузани». У них, дескать, самый выгодный продажный рейтинг, и всю партию можно реализовать за наличные в московских ресторанах, не выезжая за МКАД… Я чувствую, эти добрые молодцы уже и прибыль будущую попилили.
«Ишь, деловые, раскатали губы! — крупными печатными буквами написал я поперек рапорта наших военно-финансовых стратегов. — А танки кто за вас будет прятать по ущельям? Поручик Лермонтов? Сперва научитесь конспирации, чтобы америкосы не засекли вас из космоса, а уж потом бабки считайте. Короче! Из вин приказываю брать не те, что подороже, а те, что поближе. И если недалеко от границы не найдете ничего, кроме «Агдама» и портвейна «777», — возьмете их. И я вас, гадов, еще дегустировать заставлю!»
К третьей из бумаг, взятых со стола, у меня претензий не было: мои поправки в статью 329 УК — насчет уголовной ответственности за глумление над Юрием Гагариным — были грамотно переведены с русского языка на юридический. Чтобы отправить документ в Думу, достаточно было поставить подпись. Я занес ручку над листом… и вдруг засомневался. А если я и впрямь по пьяному делу предал огласке какой-нибудь компромат на Первого Космонавта? Символ-то он символ, но в свободное от космоса время Юрий Алексеевич был, как и мы, нормальным живым человеком. Подстраховка не помешает.
— Вовчик! — крикнул я. И когда мой референт, заранее втянув голову в плечи, опасливо выглянул из-за двери, я скомандовал ему: — Найди-ка мне мое выступление в Звездном городке… ну где я там про Гагарина рассказывал всякие страсти-мордасти…
И минуты не прошло, как мне на стол легла трехстраничная компьютерная распечатка. А еще через минуту выяснилось, что ненастоящий немец Костя все-таки, подлец, смухлевал: слов «инопланетянин» или «пришелец» я там вовсе не употреблял — при том, что спиртного, судя по всему, употребил немеренно.
Хотя, конечно, подумал я, гибель Гагарина с его напарником не обошлась без определенных… хм… странностей. Не знаю, в какие секретные файлы я успел заглянуть перед встречей с космонавтами и заглянул ли вообще, но некоторые обстоятельства меня смутили. Самолет не должен был упасть — но он упал. Останки тел погибших должны были сохраниться — но там не сохранились ничего, кроме груды железа. Вдобавок на месте аварии военные обнаружили шарообразную капсулу неизвестного металла. В ней будто бы лежал клочок бумаги, на которой почерком, похожим на гагаринский, было написано: «Товарищи! Нас дурят! В 80 году коммунизма не будет!»
Ясное дело, в те советские 60-е рассекречивать странную находку было категорически нельзя — по идеологическим мотивам. А в антисоветские 90-е — уже из опасения выглядеть перед всем миром круглыми идиотами. И вот теперь я, президент Денис Кораблев, по доброте душевной взял да и слил, не фильтруя, эту сомнительную информацию. Интересно, много ли таких уток я запустил в народ?
Ох, беда! Хочешь не хочешь, а придется тебе, Денис Анатольевич, выяснять, чего и сколько ты успел за эти месяцы рассекретить.
Я снова кликнул референта Вову и дал задание. Вскоре передо мной выросла бумажная стопка — тексты моих же выступлений. Всего таких страниц оказалось не меньше сотни. На каждой из них самые важные места были, для удобства чтения, уже отчеркнуты красным.
Кое в чем Ханс-Костя не соврал: судя по датам, я выдавал мелкие и крупные сенсации примерно раз в неделю, но иногда и чаще.
Перво-наперво я наткнулся на свой рассказ о неизвестных фактах из истории советского противоспутникового оружия. |