Над головой время от времени раздавалось птичье щебетание. Таким образом ее пернатые друзья, утомленные и разомлевшие от зноя, напоминали о своем существовании на белом свете. Мимо проносились машины, и через опущенные стекла автомобилей доносились звуки музыки и последних известий. Справа находилась кондитерская Дуайта. Эмили замедлила шаг и остановилась. Больше всего на свете ей хотелось фирменных пирожных, состоящих из особой смеси кофе с сахаром и сливками. Здесь продавались два вида: один с джемом, другой – с баварскими сливками. Если перейти улицу, то можно попробовать их, наслаждаясь неповторимым вкусом. Но это лучше сделать после встречи с адвокатом. Словом, миссис Торн собиралась вознаградить себя за соблюдение строжайшей диеты и физические упражнения за последние четыре месяца. По крайней мере, у нее есть цель в жизни.
Встреча длилась ровно сорок пять минут и закончилась по инициативе Эмили. Дэвид Остермейер оказался высоким, импозантным мужчиной с седеющими волосами. Его рубашка поражала белизной, а темный костюм – мастерством портного. Глаза удачно гармонировали с сединой. Адвокат олицетворял собой саму серьезность и деловитость. Эмили решила, что он никогда не улыбается, может, даже не знает, как это делается. Ян номер два, да и только.
– Кто гладит вам рубашки, мистер Остермейер? – не выдержала женщина, понимая, что задает глупейший вопрос, но ничего не могла поделать со своим любопытством.
– Простите?
– Мне нравится ваша рубашка. Просто интересно, кто вам ее стирает и гладит.
Мужчина растерянно заморгал.
– Моя жена… Иногда экономка. Итак, чем могу вам помочь?
Миссис Торн вручила ему сложенные бумаги и рассказала о своей жизни. Адвокат внимательно выслушал ее; в его взоре застыло выражение отвращения и жалости.
– Давайте посмотрим, правильно ли я вас понял, – начал он, постукивая ручкой по желтому блокноту, лежащему перед ним. – Вы помогли мужу закончить колледж и медицинскую ординатуру, работали по семнадцать часов в течение многих лет, трудились в клинике, затем взялись за вторую работу… Я правильно говорю? – Эмили согласно кивнула. – Затем вы участвовали в управлении клиниками, передав все права супругу, и его адвокат выразил протест… Они предложили вам нанять юриста, чтобы тот представлял вас. Вы последовали их совету, и он предупредил о последствиях, поинтересовавшись, отдаете ли вы себе отчет в своих действиях… Верно? – Миссис Торн снова кивнула. – Боже мой! Зачем это было сделано?
– Я и сама не знаю. Теперь-то мне становится многое понятно, но тогда… Наверное, я желала убедить в чем-то саму себя. Хотелось, чтобы Ян всю жизнь заботился обо мне, а то, что я совершила, посчитала своеобразным крючком, на котором держала его. Если бы я подписала бумаги, это означало бы только деловые отношения, не более… В общем… Теперь-то, конечно, мне совершенно ясно, что я поступила глупо и сожалею об этом. Но приходится мириться с этим… Дома на Слипи-Холлоу-роуд и на побережье записаны на оба имени – мое и Яна. Арендную плату приходится платить мне одной. Я хочу узнать, будет ли претендовать мой супруг на половину суммы, если мне захочется продать собственность.
– Конечно. Это называется «равный вклад». Так что, подав на развод, можете требовать от него содержания. Вы этого хотите?
– Нет. Пусть на развод подаст Ян. Я просто желала удостовериться, что правильно оцениваю сложившуюся ситуацию. Клиники… Клиники – это закрытая тема.
– Мне жаль, что я больше ничем не могу помочь вам. Конечно, мои слова не облегчат ваши муки, но придется все-таки произнести их: недавно в газете я прочел объявление о продаже медицинских учреждений Торна, и цифры оказались настолько велики, что у меня в буквальном смысле перехватило дыхание. |