– Лайла...

– Я люблю тебя, КоКо. – Сказала так тихо.

– Не делай этого. Пожалуйста.

– Все уже сделано.

Она поняла, что не изменит выбора сестры. Слезы потекли по щекам Николы, одна за другой, обжигая кожу. Она протянула руку, взяла хрупкую ладонь сестры и переплела их пальцы.

– Я тоже люблю тебя, ЛаЛа.

Лайла вновь улыбнулась... и выдохнула в последний раз.

В оцепенении Никола шла по улицам детства. По просьбе девушки охранники привезли ее сюда и сейчас осторожно шли позади.

Она не могла прекратить представлять, как голова сестры падает на бок, глаза утрачивают блеск и становятся тусклыми и безжизненными. Аппараты пищат как сумасшедшие, и медсестры бросаются в палату.

Но в этот раз они не пытались спасти девушку. Они знали, что это невозможно.

Они выключили приборы, похлопали Николу по плечу и оставили в покое.

Тишина окружила ее. Такая гнетущая, невыносимая тишина. Она только и могла, что сидеть там, а слезы катились по щекам.

Как ей теперь быть?

Никола продрогла к тому времени, как добралась до дома, где они выросли. Дома, где они смеялись, болтали и играли. Дома, где читали Робби сказки.

Расположенное в историческом центре города, здание было покрашено в желтый цвет, среди которого частично виднелись красные кирпичи. Росли кустарники, цветы и ярко-зеленая трава, а к крыльцу вела асфальтированная дорожка.

Больница исчезла из ее головы, и появилось видение Лайлы, выглядывающей из окна и наблюдающей, как Никола возвращается от врача. В миг, когда она вышла из машины, сестра улыбнулась ей через стекло, с облегчением понимая, что они снова вместе.

Снова вместе. Этого уже никогда не будет, пока Никола здесь.

Ее колени подогнулись. Внезапно, горе внутри Николы стало острым как бритва, разрезая ее, разрушая оцепенение. Так долго Лайла была ее единственным спутником по жизни. Тем, кто разделял с ней все превратности судьбы. Кто плакал и скорбел с ней, разделял ее боль и помогал собраться, когда она отчаивалась.

А сейчас... сейчас...

– Дайте мне время побыть одной, – с трудом обратилась Никола к стражникам. – Пожалуйста.

Минуту они обсуждали это, но в результате зашли за угол в конце улицы.

Новая порция слез хлынула из глаз и пролилась на щеки, одна за другой, быстрее и быстрее, пока она не начала дрожать от рыданий, от съедающих ее горя и отчаяния. Солнечный свет лился сверху, но она не чувствовала тепла. Внутри Никола оставалась холодной. Такой холодной.

Сестра была частью нее. Николы никогда не существовало без Лайлы.

Рыдания усиливались до тех пор, пока она не сгорбилась и не начала раскачиваться. Если бы Никола поела, то ее бы вырвало у подъездной аллеи.

Но она не принимала пищу и могла только зажимать рот и задыхаться, вспоминать и впадать в отчаяние. Новые владельцы и их соседи, должно быть, были на работе, поэтому никто не вышел и не проверил ее. Это радовало.

В конце концов, она успокоилась. Никола осталась там и села на асфальт, опираясь лбом на руки. Ее глаза и нос опухли. Смерть – не конец, напомнила она себе.

Могила не победит. Она увидит сестру снова. Обязательно.

Лишь одна мысль отказывалась покидать ее. Это должно было так закончиться. Демоны отравили ее сестру, да, но затем Лайла не стала сражаться с ними.

Как много семей пострадали от подобной трагедии, но просто не знали об этом? Как много людей смирилось, как они считали, с естественным и неизбежным, не зная о другом пути?

Слишком много.

Она должна изменить это. Нельзя позволять другой сестре закончить как Никола, сидящей на четвереньках и увлажняющей землю крупными слезами. Или мать. Отца. Друга. Колдо научил ее бороться, а она обучит других.