— А-а, добре. Ступай. — И распиловщик, положив голову в лужицу водки, задумался о чем-то серьезном.

Но Днищев пошел туда не сразу, решив дождаться темноты.

Между тем еще утром, когда в подвал принесли скромную пищу. Света предприняла очередную попытку уговорить своих товарок по заключению выбраться каким-либо способом из хранилища. Сделать это было трудно. Женщины были настолько подавлены идеями отца Назария и так боялись его наместника в общине, что не хотели слушать ни о каком побеге.

Тогда Света, как опытный змей-искуситель, начала нашептывать им о прелестях жизни на свободе. Тему выбрала самую что ни на есть женскую — о сладостях любви, хотя сама обладала в этой области весьма малым опытом, то есть практически никаким. Выручили книги из библиотеки отца, прочитанные ею. Увлекшись, Света стала импровизировать на ходу, выдумывая какие-то сумасшедшие, полные любви и разврата истории, будто бы пережитые ею самой. Слушательницы поначалу фыркали, отворачивались и зажимали уши, потом прониклись. Заблестели глаза у самой молодой, затем и у двух остальных. Видно, все они очень истосковались по любви и мужской ласке. Вспомнили и свое прошлое, счастливые денечки. Разговор приобретал обоюдный характер. Потихоньку начали обсуждать тему, охать, призадумались над своим житьем-бытьем. К вечеру Света решила, что ее соседки по «хранилищу» созрели окончательно. И не ошиблась: женское сердце всегда будет рваться к любви… Тогда Света рассказала им о своем плане, и женщины, обретшие за двенадцать часов новую веру, всецело поддержали ее. Стали ждать, когда принесут хилый ужин.

Но в этот день как на грех ужин отменили. Вернее, в домик его принесли, а до подвала он не дошел. Двое служителей, отвечавших за кормление узников, позволили себе последовать примеру Семена Пахомыча, приобретя несколько тех же бутылок клинского разлива. Умаявшись от их поглощения, они рухнули на свои лавки и захрапели. В таком состоянии и застал толстых охранников пробравшийся в домик Сергей Днищев. Оценив картину пиршества и обшарив все закоулки в поисках ключа, он начал пинками поднимать брыкающихся служителей культа. Наконец с великим трудом они разомкнули веки.

— Эй вы, сонные тетери! — заорал на них Днищев. — Отворяйте брату двери…

— А ты кто? — уставились на него лодыри.

— Отец отца Назария, — отозвался Днищев. — Быстренько ключ, и топаем в подвал. Ревизия.

Охранники возражать не стали — клинский разлив делает людей совершенно податливыми и ручными, а ключ нашелся отчего-то в банке с квашеной капустой. Все трое затопали вниз. Сергей решил, вызволив Свету, запереть в подвале обоих молодцев.

Громыхая засовами, отворили дверь, но внутри было так темно, что они чуть не попадали друг на друга. Крохотное оконце вверху женщины предусмотрительно забили соломой.

— Эй! — позвал Днищев. — Есть тут кто живой?

В ответ на это рядом с ним раздался глухой удар кровельного железа, за которым последовало падение тела.

— Кто упал? — спросил Днищев, всматриваясь в темноту.

Еще раз громыхнул железный лист, и на пол свалился второй охранник. Сергей чиркнул спичкой, осветив угол подвала. Перед ним стояла Света Муренова. Она очень похудела, под глазами, горевшими ненавистью и яростью, были темные круги. Поначалу Днищев даже не узнал ее.

— Света? — спросил он. — Господи, как же я рад!

— Вы? — Губы девушки разочарованно поджались. — Так и думала, что без вас ничего не обходится.

Она подала какой-то знак и добавила:

— Ну что ж, я тоже рада…

И в это мгновение кровельный лист, который держали три женщины, опустился на голову незадачливого спасателя.