— Ну, это они немного торопятся, — поморщился Циммер. — Не все так быстро решается. Я думаю, что при самом удачном стечении обстоятельств им еще придется посидеть в институте.

— Я им, естественно, говорить об этом не стал. Чтобы не расстраивать. Уж больно они там нервные.

— Их можно понять, Хельмут, — мягко сказал Циммер. — Они выполнили задачу исторической важности. Они настоящие патриоты и стремятся увидеть Германию обновленной.

Хайссе не обратил внимания на тираду Циммера.

— Я видел там этого Норберта Хартунга. Издалека, разумеется. Его поместили в научный блок, подключили к работе над второй игрушкой.

— Очень хорошо. Лишний физик им там не помешает. Как он себя ведет?

Хайссе, не спрашивая у Циммера разрешения, вытащил из шкафа непочатую бутылку французского коньяка. Налил себе.

— А как он там себя может вести? Научный блок — тот же концлагерь. Только их не бьют и кормят прилично, чтобы голова работала. А вы что, ни разу не летали в институт?

— Я был там, когда расчищали площадки под первые дома, — ответил Циммер. — Идея создания института принадлежит мне. Когда-нибудь я расскажу тебе об этом.

— Из-за второй игрушки мне пришлось слетать в Преторию, — продолжал Хайссе. — Мы ездили в Намибию...

— Говори лучше: Юго-Западная Африка, — прервал его Циммер. — Это звучит благозвучнее.

— Сначала меня отвезли на месторождения урана в Россинге, потом на обогатительный завод в Валиндабе. Мы договорились о дополнительных поставках. Через месяц-полтора можно посылать самолет за грузом.

— Хорошо, я скажу Гонсалвишу, что понадобится еще один рейс в Южную Африку. Ведь он один связан с авиакомпанией «Си-эй». Знакомые места, — добавил Циммер. — Когда зарождался проект «Вальхалла», я довольно часто летал в ЮАР и Юго-Западную Африку. Там у нас много друзей. Я бы мог тебе рассказать...

— Хватит, хватит, — прервал его Хайссе, — вы уже себя чувствуете ветераном движения, выступающим перед молодежью. Еще успеете.

— Ты начисто лишен нордической почтительности к старшим, — недовольно сказал Циммер.

Он вернулся к своим бумагам.

— Иди. Мне предстоит поработать этой ночью: мы с Симидзу должны лететь в Италию. Там назначен очередной сбор движения.

Кристиан спустился вниз ровно в семь. «Мерседес» его друга уже стоял у дома фрау Вебер.

— Ого, — сказал Кристиан, — откуда у тебя такая машина? В прежние времена деньги у тебя не водились и ты довольствовался «фольксвагеном».

— И сейчас не водятся, — кивнул журналист, сделав попытку улыбнуться, но его узкое лицо с рыжими, коротко постриженными усами не переставало хмуриться. — Совсем неожиданно издательство выпустило книгу моих репортажей. Это обошлось мне в два разбитых оконных стекла и в сотни две писем с изощренными оскорблениями. В прессе, разумеется, никаких откликов, хотя книгу раскупают довольно бойко.

Кристиан, повернувшись к нему, заметил седые волосы в довольно пышной шевелюре журналиста. «А ведь мы практически ровесники, год-два разницы», — подумал Редлих.

— Зато, — произнес журналист, производя замысловатый маневр, чтобы обогнать идущую впереди приземистую «хонду», — гонорар неплохой. — И он с удовольствием похлопал правой рукой по баранке «мерседеса». — С самого детства мечтал иметь такую.

Они съехали с автобана на узкую дорогу, петлявшую вдоль каких-то домиков и исчезавшую в лесу.

— Ты знаешь, — начал Кристиан, — после крохотных участков японских крестьян поля наших баварцев кажутся мне настоящими поместьями.